Символы и метафоры творческой деятельности…
Виртуальные персонажи, традиционные символы и метафоры творческой деятельности…
X
Жизнь Христа как символ деятельности великого художника по оценке Висента Ван Гога
Висент Ван Гог пишет художнику Эмилю Бернару:
«Мой дорогой Бернар! Ты хорошо делаешь, что читаешь библию. Я начинаю с этого потому, что всегда воздерживался тебе советовать это. Но читая у тебя многочисленные цитаты из Моисея, св. Луки: «постой, - подумал я, - только этого ему ещё нахватает, а теперь вот он во всей своей полноте, - его артистический невроз».
Ибо изучение Христа вызывает неизбежно невроз, в особенности в моём случае, когда это ещё усложняется курением несчётного количества трубок. Библия - это Христос, так как Ветхий завет тянется к этой вершине. Святой Павел и евангелисты занимают другой склон священной горы. Фигура Христа так, как я её чувствую, была написана только Делакруа и Рембрандтом; затем Милле написал... доктрину Христа!
Всё остальное побуждает меня лишь улыбаться, - с религиозной точки зрения, но не с точки зрения живописи. А итальянские примитивы - Ботичелли, скажем, примитивы фламандские - ван-Дейк, германские - Кранах, все они только язычники, которые меня интересуют в такой же степени, как греки, как Веласкез и многие другие натуралисты.
Один Христос - среди всех философов, магов и так далее - утверждал, как главную истину, вечную жизнь, бесконечность времени, небытие смерти и необходимость ясности и самопожертвования. Он прожил ясную жизнь, как художник более великий, чем все остальные, пренебрегая и мрамором, и единой, а краской, работая над живой плотью. Лучше сказать, этот небывалый художник, едва постигаемый тупым аппаратом наших современных нервных и отупевших мозгов, не творил ни статуй, ни картин, ни книг; как он во всеуслышание объявлял, он делал... живых людей, бессмертных.
Это важно, в особенности потому, что это истина. Этот великий художник не делал также и книг: христианская литература, в целом, несомненно, должна была бы вызвать его негодование, и мало что в этой литературе может выдержать сравнение с евангелием св. Луки, посланием апостола Павла, - такими простыми в их грубой и воинственной форме. - Если этот великий художник - Христос - относился пренебрежительно к писанию книг об определённых идеях (чувствах), то значительно меньше пренебрегал он живой речью, в особенности притчами (каков сеятель, какова жатва, какова смоковница и т. д.)...
Эти соображения, дорогой дружище Бернар, нас далеко ведут, очень далеко, поднимая нас над самим искусством. Они заставляют нас видеть искусство делать жизнь, искусство быть бессмертно живущим. Они имеют отношение и к живописи. Покровитель художников святой Лука, врач, художник, евангелист (которому в качестве символа дан, - увы! - только бык), на то и существует, чтобы давать нам надежду.
И всё же наша собственная действительная жизнь очень странна, - жизнь художников, прозябающих под обременительным игом трудностей ремесла, почти неприменимого на этой неблагодарной планете, где «любовь к искусству губит настоящую любовь». Поскольку, однако, ничто не противоречит тому предположению, что и на других бесчисленных планетах и солнцах также существуют линия, форма и краски, - нам дозволено хранить относительную уверенность, что там тоже есть возможность заниматься живописью, но в лучших условиях иного существования, - явление, может быть, не более хитрое и не более удивительное, чем превращение гусеницы в бабочку или червя в майского жука.
Для этого существования художника-бабочки откроется поле действия на одном из бесчисленных светил, которые после смерти станут для нас не менее недоступными, чем черные точки, символизирующие на географической карте города и селения в нашей земной жизни. Наука - научное изыскание - мне кажется инструментом, который впоследствии далеко пойдет. Ведь думали когда-то, что земля плоская. Это было правдой; она такая ещё и сегодня, например, от Парижа до Аньер. Но это не помешало науке доказать, что земля прежде всего круглая. Этого в настоящее время никто не оспаривает. И вот теперь, несмотря на это, все ещё верят в то, что жизнь плоская и длится только от рождения до смерти.
Возможно, однако, что жизнь также круглая и много превосходит своей протяженностью и свойствами ту кривую, какая нам сейчас известна.
Будущие поколения, вероятно, осветят этот интересующий нас вопрос, и тогда сама наука сможет, - не прогневайтесь, - прийти к заключениям, более или менее параллельным изречениям Христа, относительно другой половины существования. Как бы там ни было, факт тот, что мы - художники действительной жизни, и нам надо дышать, пока хватает дыхания.
Как прекрасна картина Эжена Делакруа: «Челнок Христа на Геннисаретском озере». Он - спящий, со своим сияющим бледнолимонным ореолом, - на пятне фиолетово-драматической, темносиней и кроваво-красной группы ошеломлённых учеников, - на страшном изумрудном озере, вздымающемся до верха рамы. Гениальный эскиз! Я тебе сделал бы наброски, но я обессилел, прорисовав и прописав в течение трёх или четырёх дней зуава; наоборот, письмо к тебе развлекает меня и даёт отдых.
Это очень скверно, то, что я наковырял: рисунок сидящего зуава, эскиз, написанный с зуава на фоне совершенно белой стены, и, наконец, его портрет у зеленой двери, с несколькими кирпичами оранжевой стены. Всё это жестко и вконец безобразно и плохо сделано. Однако, поскольку я одолевал здесь подлинные трудности, это может сгладить дорогу в будущем. Фигура, над которой я работаю, почти всегда отвратительна для собственных моих глаз, а для чужих - и подавно; и, вместе с тем, этюд с фигуры более всего укрепляет тебя, - особенно если ты его делаешь другим способом, чем тот, например, которому нас обучали у господина Бенжамена Констана.
Скажи, помнишь ли ты «Иоанна Крестителя» Пювиса де Шаванна? Я нахожу его замечательным и столь же магическим, как Эжена Делакруа...
У моего брата в данное время открыта выставка Клода Монэ - десять картин, написанных им от февраля до мая в Антибе; кажется, они очень хороши. Читал ли ты когда-нибудь жизнь Лютера? Кранах, Дюрер, Гольбейн пошли от него. Он, его личность, является высшим светочем средних веков.
Я не меньше тебя не люблю «короля солнце», а вернее - короля-гасителя, каким был этот Людовик XIV. Боже мой, каким дерьмом он кроет всё, это своего рода Соломон от методистов. Не люблю я и Соломона, а также и методистов, - Соломон мне кажется языческим лицемером; у меня никакого уважения ни к его архитектуре - имитации других стилей, ни к его писаниям. Язычники все это делали лучше».
Висент Ван Гог, Письма в 2-х томах, Том 2, М., «Терра», 1994 г., с. 302-307.
