Становление творческой личности в юности с помощью Наставника – пример М.Л. Ростроповича [продолжение]
Как признавался Ростропович, он Прокофьеву оказался в большой мере обязанным тем, что его «дальнейшее развитие направилось в сторону настоящей глубокой музыки». Своей творческой стойкостью после страшного 1948 года Прокофьев доказал, что опасность формализма заключалась не в том, от чего предостерегали официальные идеологи, а как раз в том традиционализме, на который были ориентированы властями музыканты и которого Ростропович не смог бы избежать, не имей он опоры в лице Прокофьева. Пример Прокофьева положил конец его склонности к беспорядочности. Как всегда подчеркивал Ростропович, Прокофьев «был чрезвычайно точным и пунктуальным человеком... Дисциплина и ритм всего дня... Ничего лишнего в окружающей обстановке: только тот минимум предметов, который непосредственно нужен для жизни».
Поверие Прокофьева к молодому коллеге объяснялось также тем, что восхищение Ростроповича прокофьевской музыкой основывалось не только на эмоциях, но и на глубоком понимании, творческом проникновении в её суть, то есть имело твёрдую профессиональную основу. По наблюдению М. Мендельсон, на глазах которой зарождалась эта дружба, «Прокофьев сразу почувствовал сложившийся высокий уровень музыкального мышления Ростроповича». Своим исполнительским мастерством Ростропович побуждал композитора сочинять музыку для виолончели, тем самым расширяя творческую палитру Прокофьева, поддерживая в нем огонь вдохновения. М. Мендельсон даже утверждала, что именно столь восхищавшая Прокофьева игра Ростроповича и вызвала к жизни все тогдашние прокофьевские виолончельные произведения: «все это отклик Сергея Сергеевича на игру Ростроповича». Оба, обладая композиторским мышлением, хоть и разного масштаба, и творчески-исполнительским - пианистическим у Прокофьева, виолончельным и пианистическим у Ростроповича, - они говорили на одном музыкальном языке, чуждом теоретизированию, умозрительности, идеологических штампов и догм.
Дружба с Прокофьевым помогла Ростроповичу твёрдо уверовать в свои силы, творческое доверие Прокофьева подняло Ростроповича в собственных глазах, озарило его душу новым светом. Он говорил, что Прокофьев подарил ему «кусочек своего солнца».
Предполагавшееся Прокофьевым постоянное участие Ростроповича в создании и распространении прокофьевских сочинений занимало все мысли и силы молодого музыканта как главная и единственная цель. Конкретным результатом их работы в первое общее лето стало создание второй редакции Концерта для виолончели с оркестром. Участие Ростроповича уже не ограничивалось некоторыми советами, как это было в Сонате, а стало полноправным сотрудничеством, особенно необходимым при решении многих проблем, с которыми сталкивался Прокофьев, работая в этом жанре».
Хентова С.М., Ростропович, СПб, «Культ-информ-пресс», 1993 г., с. 59-66.
