О назначении учёного по Иоганну Готлибу Фихте
«Сегодня я должен говорить о назначении учёного. Относительно этого предмета я нахожусь в особом положении. Вы, Милостивые Государи, или по крайней мере большинство из вас, избрали науку целью вашей жизни, и я также; вы все, так предполагается, напрягаете все свои силы, чтобы с честью быть причисленными к учёному сословию, и я делал и делаю то же самое. Я должен как учёный говорить с начинающими учёными о призвании ученого. […]
От развития наук зависит непосредственно всё развитие рода человеческого. Кто задерживает первое, тот задерживает последнее. И тот, кто это задерживает, какую характерную черту выявляет он перед своей эпохой и перед грядущими поколениями? Громче, чем тысячью голосов, - действиями взывает он к современникам и потомкам, оглушая их: люди вокруг меня не должны становиться мудрее и лучше, по крайней мере пока я жив, потому что в их насильственном развитии я, несмотря на всё сопротивление, был бы хотя чем-нибудь захвачен, и это мне ненавистно, я не хочу стать просвещеннее, я не хочу стать благороднее: мрак и ложь - моя стихия, и я положу свои последние силы, чтобы не дать себя вытянуть из неё. Человечество может обойтись без всего. У него все можно отнять, не затронув его истинного достоинства, кроме возможности совершенствования. Хладнокровно и хитрее, чем то враждебное людям существо, которое описывает нам Библия, эти враги человека обдумали, рассчитали и отыскали в священнейших глубинах, где они должны были бы напасть на человечество, чтобы уничтожить его в зародыше, и они это нашли. Против своей воли человечество отворачивается от своего образа. [...]
Наука сама есть отрасль человеческого развития, каждая её отрасль должна быть разработана дальше, если все задатки человечества должны получить дальнейшее развитие; поэтому каждому учёному, точно также, как каждому человеку, избравшему определённое сословие, свойственно стремление разрабатывать науку дальше и в особенности избранную им часть науки; это свойственно ему, как и каждому человеку в его специальности, но ему это свойственно гораздо больше. Он должен наблюдать за успехами других сословий и им содействовать, а сам он не хотел бы преуспевать? От его успеха зависят успехи в других областях человеческого развития; он должен всегда быть впереди их, чтобы им проложить путь, исследовать его и повести их по этому пути - и он хотел отставать? С этого момента он перестал бы быть тем, чем он должен был бы быть; и так как он ничем другим не является, то он стал бы ничем.
Я не говорю, что каждый учёный должен действительно разрабатывать свою науку дальше; ну, а если он этого не может? Я ведь говорю, что он должен стремиться её разрабатывать, что он не должен отдыхать, не должен считать, что он исполнил свою обязанность, до тех пор пока не разработал её дальше. Пока он живёт, он мог бы ещё двинуть её дальше; застигнет его смерть, прежде чем он достигнет своей цели, - ну, тогда он в этом мире явлений освобождается от своих обязанностей, и его серьёзное желание засчитывается как исполнение. Если следующее правило имеет значение для всех людей, то оно имеет в особенности значение для учёного: пусть учёный забудет, что он сделал, как только это сделано, и пусть думает постоянно о том, что он ещё должен сделать. Тот далеко не ушёл, для кого не расширяется поле его деятельности с каждым сделанным им шагом.
Учёный по преимуществу предназначен для общества: он, поскольку он учёный, больше, чем представитель какого-либо другого сословия, существует только благодаря обществу и для общества; следовательно, на нем главным образом лежит обязанность по преимуществу и в полной мере развить в себе общественные таланты, восприимчивость (Empfanglichkeit) и способность передачи (Mitteilungsfertigkeit). Восприимчивость уже должна была бы быть в нем особенно развита, если он приобрел должным образом необходимые эмпирические познания. Он должен быть знаком в своей науке с тем, что уже было до него: этому он может научиться не иначе, как посредством обучения, - безразлично, устного или книжного, но не может развить посредством размышления из одних основ разума. Постоянно же изучая новое, он должен сохранить эту восприимчивость и стремиться оградить себя от часто встречающейся, иногда и у превосходных самостоятельных мыслителей, полной замкнутости в отношении чужих мнений и способа изложения, ибо никто не бывает так образован, чтобы он не мог всегда научиться ещё новому и порой не был бы принужден изучать ещё что-нибудь весьма необходимое, и редко бывает кто-нибудь так несведущ, чтобы он не мог сообщить чего-нибудь даже самому ученейшему, чего тот не знает. Способность сообщения необходима учёному всегда, так как он владеет своим знанием не для самого себя, а для общества. С юности он должен развивать её и должен всегда поддерживать её активное проявление. Какими средствами, это мы исследуем в свое время.
Своё знание, приобретённое для общества, должен он теперь применить действительно для пользы общества; он должен привить людям чувство их истинных потребностей и познакомить их со средствами их удовлетворения. Но это, однако, не значит, что он должен пускаться с ними в глубокие исследования, к которым ему пришлось бы прибегнуть самому, чтобы найти что-нибудь очевидное и верное. В таком случае он имел бы в виду сделать людей такими же великими учёными, каким он является, быть может, сам. А это невозможно и нецелесообразно. Надо работать и в других областях, и для этого существуют другие сословия; и если бы последние должны были посвятить свое время учёным исследованиям, то учёным также пришлось бы скоро перестать быть учёными. Каким образом может и должен он распространять свои познания? Общество не могло бы существовать без доверия к честности и способности других; и это доверие, следовательно, глубоко запечатлелось в нашем сердце; и благодаря особому счастливому устройству природы мы никогда не имеем этой уверенности в большей степени, чем тогда, когда мы больше всего нуждаемся в честности и способности другого. Он может рассчитывать на это доверие к своей честности и способности, когда он его приобрел должным образом. Далее, во всех людях есть чувство правды, одного которого, разумеется, недостаточно, это чувство должно быть развито, испытано, очищено, - и это именно и есть задача учёного.
Для неучёного этого было бы недостаточно, чтобы указать ему все истины, которые ему были бы необходимы, но если оно, впрочем, - и это происходит часто как раз благодаря людям, причисляющим себя к учёным, - если оно, впрочем, не было искусственно подделано, - его будет достаточно, чтобы он признал истину за истину даже без глубоких оснований, если другой на неё ему укажет. На это чувство истины учёный также может рассчитывать. Следовательно, учёный , поскольку мы до сих пор развили понятие о нём, по своему назначению учитель человеческого рода.
Но он обязан познакомить людей не только в общем с их потребностями и средствами для удовлетворения последних, - он должен в особенности указывать им во всякое время и на всяком месте потребности, появившиеся именно сейчас, при этих определённых условиях, и определённые средства для достижения сейчас поставленных целей. Он видит не только настоящее, он видит также и будущее; он видит не только теперешнюю точку зрения, он видит также, куда человеческий род теперь должен двинуться, если он хочет остаться на пути к своей последней цели и не отклоняться от него и не идти по нему назад. Он не может требовать, чтобы род человеческий сразу очутился у той цели, которая только привлечет его взор, и не может перепрыгнуть через свой путь, а учёный должен только позаботиться о том, чтобы он не стоял на месте и не шёл назад. В этом смысле учёный - воспитатель человечества. Я особенно отмечаю при этом, что учёный в этом деле, как и во всех своих делах, находится под властью нравственного закона, предуказанного согласия с самим собой... Он влияет на общество - последнее основано на понятии свободы, оно и каждый член его свободны, и он не может иначе действовать на него, как при помощи моральных средств.
Учёный не будет введён в искушение заставлять людей принудительными мерами, применением физической силы принять его убеждения - против этой глупости не следовало бы в наш век тратить ни одного слова; но он не должен и вводить их в заблуждение. Не говоря уже о том, что тем самым он совершает проступок в отношении самого себя и что обязанности человека во всяком случае должны были бы быть выше, чем обязанности учёного, он тем самым совершит проступок и в отношении общества. Каждый индивидуум в последнем должен действовать по свободному выбору и согласно убеждению, признанному им самим достаточным, он должен при каждом своём поступке иметь возможность рассматривать и себя как цель и должен рассматриваться как таковая каждым членом общества. Кого обманывают, с тем обращаются как с голым средством.
Последняя цель каждого отдельного человека, точно так же как и целого общества, следовательно, и всей работы учёного в отношении общества есть нравственное облагораживание всего человека. Обязанность учёного - устанавливать всегда эту последнюю цель и иметь её перед глазами во всем, что он делает в обществе. Но никто не может успешно работать над нравственным облагораживанием общества, не будучи сам добрым человеком. Мы учим не только словами, мы учим также гораздо убедительнее нашим примером, и всякий живущий в обществе обязан ему хорошим примером, потому что сила примера возникает благодаря нашей жизни в обществе. Во сколько раз больше обязан это делать учёный, который во всех проявлениях культуры должен быть впереди других сословий? Если он отстает в главном и высшем, в том, что имеет целью всю культуру, то каким образом он может быть примером, которым он всё же должен быть, и как он может полагать, что другие последуют его учению, которому он сам на глазах у всех противоречит каждым поступком своей жизни? (Слова, с которыми основатель христианской религии обратился к своим ученикам, относятся собственно полностью к учёному: вы соль земли, если соль теряет свою силу, чем тогда солить? Если избранные среди людей испорчены, где следует искать ещё нравственной доброты?)
Следовательно, учёный, рассматриваемый в последнем отношении, должен быть нравственно лучшим человеком своего века, он должен представлять собой высшую ступень возможного в данную эпоху нравственного развития. Это наше общее назначение, милостивые государи, это наша общая судьба».
Иоган Фихте, Лекция IV. О назначении учёного / Несколько лекций о назначении учёного. Назначение человека. Основные черты современной эпохи, Минск, «Попурри», 1998 г., с. 37-47.
