Биографии, автобиографии и мемуары
Различные воспоминания о творчестве и творцах…
Изображение из себя творческой личностиИзображение из себя творческой личности
X
Оценка З.Н. Гиппиус «мистической силы» Григория Распутина
Зинаида Николаевна Гиппиус была наблюдательным человеком и, вопреки распространённому мнению о неком «особом даре» Григория Распутина, считала его обычным проходимцем, попавшим в царскую семью, явно – в силу разных причин – не отличавшуюся психическим здоровьем…
«Слишком хорошо мы знали Распутина, не видав; знали раньше, чем попал он в первый нарядный салон. Пожалуй, раньше несчастного епископа Феофана, которого толкнул злой дух направить сибирского «старца» в дом Романовых. Епископ Феофан был монах редкой скромности и тихого, праведного жития. Помню его, маленького, худенького, молчаливого, с тёмным, строгим личиком, с чёрными волосами, такими гладкими, точно они были приклеены. Но он смотрел «горе», поверх человека, - где ему распознать было сразу хитрого сибирского мужичонку!
Распутин в самом начале тёрся около белого духовенства. Бывал на вечеринках у довольно известного тогда, чудачливого священника М. Возлюбил эти вечеринки: там собиралось много барышень - гимназисток и курсисток. К ним он, конечно, лез целоваться. Одна, очень мне близкая, рассказывала, что долго от этого уклонялась, а когда он всё-таки ухитрился её поцеловать, побежала к хозяйке в комнату умываться. «Я ему сказала, что если он ещё раз посмеет, я ему дам самую «святую» пощёчину. Теперь издали, но ещё хуже пристает: «Чёрненькая! чёрненькая! поди, я не трону, сердитая!»
Но вообще «бабничество» Распутина никого особенно не удивляло: ведь так предлежит «старцу», если он «с юродством». К юродству же в каждой русской душе премирная тяга. Даже слова «юродивый» ни на каком европейском языке нет, а русский человек без юродства как будто и святости не понимает.
В Распутине, конечно, настоящего юродства никогда не было, но юродствовал он постоянно и с больший сметкой: соображал, где сколько положить. Кто ни писал о Распутине, все, даже враги его, признавали его замечательность, ум, необыкновенную проникновенность взгляда и т.д.
Я же утверждаю, чти он был крайне обыкновенный, незамечательный, дюжинный мужик. Замечательно его положение, так сказать, место во времени и пространстве, его роль, но не он сам. И события делаются от этой заурядности как-то ещё страшнее... Француз Жильяр при мимолётной встрече увидел во взгляде Распутина «злую силу»... Но откуда знать французу, что Россия издавна полна вот такими сметливыми, кряжистыми и похотливыми «святыми странницами»? Интеллигенция русская в эту сторону не привыкла смотреть и наивна. Но даже мне приводилось встречаться с несколькими подобиями Распутина.
Один в особенности был точно вылитый. Об Илиодоре не говорю, он глупее, беспорядочнее и мельче, как мошенник. Но Щетинин, чемряцкий «батюшка», да его не отличишь от Распутина. В то же приблизительно время он и в Петербург прибыл. Видали мы не только его, но и главного ученика - Легкобытова, и последовательниц его, из рабочей среды. Щетинину не повезло: совался повыше, но не вышло случая; продолжал, поневоле, действовать среди рабочих. И сапоги бутылками, и рубаха русская, и кафтан на крючках, и взор «пронзительный» из-под бровей, и тоже кряжистый, темпераментный, покрепче сколочен разве - а то ни дать ни взять Распутин. Правда, Щетинин не только практик, но и теоретик, и даже графоман. Распутин тёмным, угрозным и юродливым языком своим, нарочито-безграмотным, изрекает краткие пророчества или пишет личные телеграммы высоким особам. И всегда в его ахинее есть простая, определённая цель, то или другое конкретное внушение, требование. Ахинея старца Щетинина безудержна, водопадна и возвышенно-отвлечённа: он брал иногда тем, что одуревал слушателей. Наконец, и писать стал: мне приходилось видеть его напечатанные брошюрки и листки. Думаю, однако, что, попади он в распутинский «случай», бросил бы он и «общину крутить», и растеканье в словесных ерундах.
Вёл он себя совершенно так же безобразно, как и Распутин, так же юродливо-бабнически. Он действовал в Петербурге несколько лет подряд (перед войной) и попал под уголовщину совершенно случайно. Были начато дело (скоро притушенное, Щетинина просто убрали куда-то), но следствие успело дать такую картину разврата этого безобразника, что если б не документальные подтверждения, не показания «жертв», то и поверить бы нельзя. Как Распутин, он любил сниматься. Любопытна его фотография в женском платье, в кругу поклонниц. Да и Варнава - удешевлённое издание Распутина и Щетинина. Он только сразу признал себя «младшим» и стал под покровительство Распутина (всегда ему тайно завидовал, впрочем). Питирим, последний царский митрополит, того же типа, хотя, связанный саном, пошёл по своим рельсам, размаха того не мог иметь и даже на оргии распутинские посылал только своего секретаря.
Я беру первых попавшихся из прошедших на моих глазах: можно бы вспомнить и других. А что будет, если мы заглянем повнимательнее в прошлое, в историю?
Царь и царица
Да, Распутин как личность ничтожен и зауряден. Лишь как тип он глубоко интересен, и мне много ещё придется о нем говорить. Аня (Анна Вырубова - Прим. И.Л. Викентьева) ясна как стеклышко; царица сложнее, хотя ограниченность её несомненна. Зато сочетание этих трёх во времени и пространстве почти грандиозное. Они вместе написали страницу русской истории, которая не скоро забудется. А царь? Не покажется ли странным, что я ни слова не говорю о царе?
Пора сказать о нём, хотя это очень трудно. Потому трудно, что царя не было. Отсутствие царя, при его как бы существовании, тоже вещь сама по себе очень страшная. И царица, и слуга её верная, и «старец» Гришка все-таки были, «царя» же не было окончательно и бесповоротно. Николай Александрович Романов, человек, чуть-чуть был; бледная тень, и даже в приятных очертаниях. Его супружески любила данная ему жена; может быть, дети были к нему привязаны. Но уже марево - обожание стеклоглазой Ани, которая думала, что обожает «царя»; бледную же тень человека она вовсе не различала.
Да и трудно было различать. Оттого трудно и любить. Оттого с удивляющей легкостью ушли от него почти все, едва было объявлено, что «царя нет». Царя нет, от Николая Романова ушли как от пустого места.
Что нет царя и что едва есть человек - муж, царица бессознательно, чувственно, кошмарно подозревала. В этом было её напряженной страдание. Отдать отчёт она себе, конечно, не могла, робкая и неумелая в размышлении, упрямая в том малом, чему её научили. Но все время с изумительной непрерывностью ищет она увидеть, ощутить, что царь есть, есть, есть, настоящий царь по её понятию, настоящий человек по её любви. Она и сыном (наследником) дорожит не только как сыном, а как одним из воплощений царского бытия. Цепляется за наследника, почти смешивает их обоих в слепом надрыве и, не разбираясь, бросается вместе с ними - куда же ещё? - к Богу, конечно. Уж Бог-то не может не помочь и её правду не поддержать - ведь это Его, Божья, правда!
Но царица материалистка. В области, которую она называет «религиозной» и «духовной», ей нужно осязательное, видимое, телесное, человеческое. Ей необходим Распутин: без него ей не на что ноги поставить, неоткуда делать свои понятные земные дела. Ей для них нужна постоянная Божья санкция, словесная, слышимая.
Распутин ей необходим для всех больших и маленьких, но определённых чудес, начиная от семейных удач до выздоровления наследника и превращении Ники в Петра Великого, в полной своей явной славе.
И немужественная, робкая, даже трусливая по природе, она делается безоглядно-самонадеянной, уверившись, что за ней стоит «высшая сила», знаков от которой она жадно ищет и всегда находит: это сны, видения, темные и как бы исполняющиеся пророчества... Распутина. Гребешки, бутылочки, яблоки, иконки - его же, от него же. Все вещественное, несомненное, видимое, как он. Он делает для нее «невидимое видимым»; сделает и «желаемое и ожидаемое» настоящим… Распутин ей необходим».
Гиппиус З.Н., Маленький Анин домик / Живые лица, Л., «Искусство», 1991 г., с. 74-78.
