«Аристотелевская концепция «доказывающей» науки, предполагавшая существование первых, недоказуемых и неопосредствованных «начал» - посылок доказательства, не запрещала рассматривать в качестве таковых гипотезы. Однако гипотеза понималась Стагиритом только как форма субъективного, индивидуального знания. Будучи «началом» только для изучающего, гипотеза с этой точки зрения не равнозначна «началу» в абсолютном смысле, т. е. аксиомам и определениям. Гипотеза может быть ошибочной, но для её доказательства вовсе не требуется, чтобы она выступала как опосредствованная посылка, так как имеется возможность косвенного доказательства с помощью логического закона противоречия. Поэтому, полагал Аристотель, любая гипотеза может быть преобразована в искомое абсолютно истинное утверждение без привлечение каких-либо дополнительных посылок.
Аристотелевская «доказывающая» наука оказала большое влияние на практические подходы математиков к разработке метода построения теории элементарной геометрии (дедуктивно-аксиоматического метода). Евклид, а затем и Архимед стремились полностью избежать использования термина «гипотеза», формулируя свои предположения в виде отдельных списков постулатов, аксиом и определений, которые по мере надобности дополнялись новыми допущениями. Формирование нового, инструментального эпистемологического взгляда на гипотезы как «воображаемые фикции» произошло только в эпоху эллинизма и было связано в первую очередь с трудностями интеграции кинематических гипотез и «динамики» Аристотеля в астрономической теории Птолемея. Чтобы не ставить под сомнение абсолютную истинность аристотелевской «физики», Птолемей предложил рассматривать свои кинематические (математические) допущения, позволяющие описать движения планет, как гипотезы, которым «физически» ничего «не отвечает» в реальном мире.
Эпистемологический взгляд на математические гипотезы как сугубо вычислительные инструменты человеческого мышления и познания был подхвачен схоластами позднего Средневековья, поскольку несомненным приоритетом, с их точки зрения, обладали принципы аристотелевской «физики», не говоря уже о теологических истинах. Так, например, Фома Аквинский рассматривал математические гипотезы и вообще математическое «умозрение» как своего рода «незаконный», вспомогательный вид познания. Они допустимы лишь в качестве средств иллюстрации истин аристотелевской «физики». Несостоятельность последней стала очевидной лишь к концу позднего Средневековья. Поэтому Николай Кузанский был вынужден распространить идею о предположительном характере знаний на всё человеческие «положительные утверждения об истине», включая и «физику» Аристотеля. Эта идея, безусловно, сыграла позитивную роль на ранних этапах научной революции XVI-XVII вв.
Типичная для классической эпистемологии XVII-XVIII вв. наивно-реалистическое убеждение в существовании абсолютно истинного метода познания не могла не породить сугубо негативного отношения к методу гипотез. Поэтому, например. Ф. Бэкон и Р. Декарт полностью отказывали гипотезам в статусе форм подлинно научного знания. «Боязнью гипотез в определённой мере была характерна и для эпистемологических взглядов И. Ньютона. Она отражала его естественную реакцию на реальную опасность оказаться в океане спекулятивных предположений при отсутствии достаточно надежных экспериментальных данных.
Известный поворот в сторону, отказа от классического эпистемологического взгляда на научное знание как знание абсолютно достоверных незыблемых истин становится заметным лишь во второй половине XIX в. благодаря попыткам кембриджских логиков представить проблему подтверждения научных теорий как комбинаторную задачу, решаемую с помощью математической теории вероятности.
Отождествляя степень вероятной надёжности теории (по отношению к «эмпирическому базису») и гипотетичность, и потому рассматривая все допущения эмпирических наук как гипотетичные, один из представителей этого подхода. У. Джевонс, полагал всё же возможным сохранить классические эпистемологические характеристики научности только для формальной науки - математики. С его точки зрения, та же самая математическая теория, но используемая в качестве прикладной модели в какой-то области естественнонаучного знания, также оказывается лишь «вероятной» гипотезой. Только в результате кризиса в математике и других областях науки на рубеже XIX-XX вв., разработки теории относительности, квантовой теории и т. д. постепенно формируется принципиально новое эпистемологическое понимание предположительного, гипотетичного характера всех без исключения форм научного знания».
Меркулов И.П., Эпистемология (когнитивно-эволюционный подход), Том 2, СПб, «Издательство русской Христианской гуманитарной академии», 2006 г., с. 336-338.