Литература
Построение научных теорийПостроение научных концепций. теорий, моделей
История создания алгоритмов творчестваИстория выявления и создания отчуждаемых от Автора приёмов и алгоритмов творчества.
X
В.Я. Брюсов на основе своих лекций по стихосложению издал: Опыты по метрике и ритмике, по евфонии и созвучиям, по строфике и формам, где во вступительной статье написал о своём понимании будущей теории стихосложения:
Едва ли надобно разъяснять, что каждое искусство имеет две стороны: творческую и техническую.
Способность к художественному творчеству есть прирождённый дар, как красота лица или сильный голос; эту способность можно и должно развивать, но приобрести её никакими стараниями, никаким учением нельзя.
Poetae nascuntur… Кто не родился поэтом, тот им никогда не станет, сколько бы к тому ни стремился, сколько бы труда на то ни потратил. Каждый, или почти каждый, за редкими исключениями, может, если приложит достаточно стараний, научиться стихотворству и достигнуть того, что будет писать вполне гладкие и красивые, звучные стихи.
Но такие стихи не всегда - поэзия.
Наоборот, технике стиха и можно и должно учиться.
Талант поэта, истинное золото поэзии, может сквозить и в грубых, неуклюжих стихах, - такие примеры известны.
Но вполне выразить своё дарование, в полноте высказать свою душу поэта - может лишь тот, кто в совершенстве владеет техникой своего искусства. Мастер стиха имеет формы и выражения для всего, что он хочет сказать, воплощает каждую свою мысль, все свои чувства в такие сочетания слов, которые - скорее всего находят отклик в читателе, острее всех других поражают внимание, запоминаются невольно и навсегда. Мастер стиха владеет магией слов, умеет их заклинать, и они ему служат, как покорные духи волшебнику.
Что поэзия имеет свою техническую сторону, с этим вряд ли будет кто-нибудь спорить. Но многие склонны думать, что эта техника стиха или тоже прирождённый дар, как способность к творчеству, или, вне этого, - ограничена немногими, простейшими правилами, включёнными в школьные курсы любой теории словесности. Думающие так полагают, что достаточно будущему поэту узнать основные правила родного стихосложения, и все остальное или будет подсказано вдохновением, или всё равно останется недоступным. Рассуждение, напоминающее известные слова сочинителя од из сатиры И. Дмитриева Чужой толк:
Мы с рифмами на свет, он мыслил, рождены…
…Природа делает певца, а не ученье.
Он, не учась, учён, как придёт в восхищенье.
Странно было бы допустить, что поэзия составляет исключение в ряду других искусств. Почему художники кисти и скульпторы учатся по нескольку лет в Академиях художеств или школах живописи, изучая перспективу, теорию теней, упражняясь в этюдах с гипса и с натуры?
Почему никому не приходит на мысль писать симфонию или оперу без соответствующих знаний, и почему никто не поручит строить собор или дворец человеку, незнакомому с законами архитектуры? Между тем, чтобы писать драму или поэму, многие считают достаточным знакомство с правилами грамматики. Неужели техника поэзии, и частности, стихотворства, настолько проще технической стороны в музыке, живописи, ваянии, зодчестве?
Правда, Академий поэзии и консерваторий для стихотворцев ещё не существует. Между тем наши великие поэты, Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Фет, Некрасов и др., выказали себя мастерами стиха. Но значит ли это, что они приобрели своё мастерство, не учась ему, что мастерами сделала их природа, а не ученье? Вовсе нет. Как слаб в техническом отношении первый сборник стихов Фета (Лирический Пантеон, 1840 г.), насколько слабее, технически, ранние стихи Некрасова (Мечты и Думы, 1840 г.), нежели его позднейшие поэмы, или как далеко Лицейским стихотворениям Пушкина от технического совершенства его зрелых созданий. И эти истинно великие поэты, одарённые гениальной способностью к творчеству, достигли технического мастерства лишь путем медленного искуса и долгой, терпеливой работы.
До последнего времени поэтам приходилось быть самоучками. Каждому приходилось заново открывать законы и правила своего ремесла путем внимательного изучения классических образцов литературы, путем поисков почти ощупью, путём тысячи проб и ошибок.
Но в чём же и состоит задача науки, которая сокращает нам опыты быстротекущей жизни? Не в том ли, чтобы избавить от отыскания того, что уже найдено раньше? Сколько драгоценного времени и труда было бы сбережено, если бы каждый поэт не был принужден вновь, для себя, воссоздавать теорию стиха, а мог бы знакомиться с ней из лекций профессора, как композитор знакомится с элементарной и высшей теорией музыки! Академии поэтов - это неизбежное учреждение будущего, ибо в этом будущем, каково бы оно ни было, конечно, найдется свое место поэзии.
Эти Академии, повторяю, будут бессильны создавать поэтов (как и консерватории не создают Римских-Корсаковых и Скрябиных), но помогут поэтам легче и скорее овладеть техникой искусства.
Как аксиому, должно признать, что наука изучает всё; все явления вселенной, начиная от движения солнц до строения атомов, от свойств амёб до исторических судеб человечества, составляют объект научного наблюдения. Нет ничего столь малого, чем могла бы пренебречь наука, как и нет ничего столь недостойного, мимо чего она могла бы пройти. Медицина не делает различия между болезнями красивыми и отвратительными, психология - между благороднымии неблагородными аффектами, зоология - между животными интересными и неинтересными.
Стих - одно из явлений, занимающее немалое место в духовной жизни человечества. Едва ли не у всех народов во все времена мы находим свои молитвенные гимны; Эллада и Рим, создатели всей нашей европейской цивилизации, высоко чтили стих; Восток упивался стихами; современные дикари поют стихи, выражая ими и горе и веселье. По-видимому, стих присущ человеку, так как, независимо от подражаний, рождался на земле много раз, в различные эпохи, на разных концах мира.
Каким же образом стих может быть исключён из числа объектов, изучаемых наукой? Не явно ли, что должна существовать наука о стихе, которая исследовала бы его свойства и устанавливала бы его общие законы. Рядом со сравнительным языкознанием должна существовать сравнительная метрика. И надо думать, что сравнительное изучение свойств стиха в различных языках и в различные периоды истории даст не менее ценные выводы, нежели дает филология. Разумеется, зачатки этой науки о стихе существуют, входя в системы эстетик и поэтик, от работ Аристотеля вплоть до изысканий новейших мыслителей. Но все эти зачатки ещё крайне скудны. Сравнительная метрика пока ещё в зародыше. Философские обоснования метрики ограничиваются небольшим числом сочинений, иногда остроумных (например, известная теория Вундта), но почти всегда очень произвольных. Исследования по частным метрикам, то есть по стихосложению отдельных языков, сводятся к книгам типа школьного руководства, лишённым истинно научного значения. Наконец имеется небольшое количество чрезвычайно интересных, и порой очень удачных, работ по некоторым отдельным вопросам (вроде книги Кассанья о метрике Бодлера, статей Сент-Бёва, у нас - Андрея Белого и т. п.), но эти работы остаются, как говорится, каплями в море.
Да иначе и не может ещё быть, потому что не исполнен необходимый подготовительный черновой труд: не собраны и не систематизованы те факты, на которых могла бы быть основана научная метрика. Нужно ещё несколько поколений научных работников, которые пожелали бы посвятить всю свою жизнь на это трудное и неблагодарное дело. Нужно составить словари к отдельным поэтам (помимо словарей к античным авторам, мне известны словари к Данте, Шекспиру, Шелли, и это - почти всё); нужно составить таблицы метров, употребляемых всеми значительными поэтами; нужно систематизовать все особенности их просодии, проследить в их стихах все сочетания звуков, сделать то же самое для рифм и ассонансов и т. д. и т. д. Только тогда явится возможность, на научном основании, то есть на основании систематизованных фактов и наблюдений, писать сначала частные метрики и просодии, а затем и общую сравнительную метрику, и общую теорию рифмы и звукописи.
Всё это ещё настолько чуждо нам, что многие, вероятно, затруднятся назвать те науки, которые изучают и устанавливают свойства и законы стиха. Даже в тех самых эстетиках и поэтиках, которые прямо трактуют этот вопрос, терминология настолько не установлена, что самое именование основных наук далеко не общепринято. В то время как никто не затруднится указать главные науки, выясняющие законы музыки и музыкального творчества, каковы: элементарная теория музыки, гармония, теория фуги и вообще композиция, инструментовка, - большинство, даже среди ученых филологов и философов, не сумеет указать, что этому соответствует в области наук о стихе.
По существу, однако, совершенно ясно, что эти науки распадаются на три дисциплины: одна изучает стих, как таковой, то есть собственно стихосложение, - те условия, в силу которых речь становится стихотворной; вторая изучает внутреннее строение стиха, его звуковую сторону, - то, что в разговорном языке называют музыкальностью или певучестью стиха; сюда же, естественно, относится учение о рифме; третья изучает сочетание стихов между собой, - в строфы и в традиционные формы, каковы: сонет, октава, терцина и т. д.
Как бы ни были различны принципы, по которым данный теоретик предполагал бы рассматривать стихосложение, он неизбежно должен прийти к такому делению, лежащему в природе вопроса: учение о стихе, учение о стихотворной речи, учение о сочетании стихов.
Так как терминология, как мы указывали, ещё не установилась, мы ничем не связаны в названии этих трёх наук и предлагаем называть их в дальнейшем привычными греческими терминами:
1) Учение о стихе вообще может быть названо метрика и ритмика, так как оно явственно распадается на две части;
2) учение о стихотворной речи может быть названо евфония, так как задача состоит в установлении законов хорошей (музыкальной, певучей, вообще отвечающей содержанию) речи; в употреблении уже существует термин словесная инструментовка или звукопись, но он недостаточно широк для предмета; к евфонии, как её часть, относится и учение о рифме; наконец,
3) учение о сочетании стихов может быть названо строфика, так как и все традиционные формы стихотворений должны рассматриваться как состоящие из строф или сами по себе образующие строфу (например, триолет).
Эти три науки, метрика и ритмика, евфония с учением о рифме и строфика, и суть те специальные науки, без изучения которых поэт не может быть признан знающим технику своего искусства, своё ремесло.
Но, очень вероятно, у некоторых ещё остается сомнение, если не в необходимости для поэта ознакомиться с теми сведениями, какие дают эти науки, то, по крайней мере, в том, что это действительно науки и что они достаточно сложны. Некоторые, вероятно, готовы думать, что название науки слишком громко для собрания технических правил стихосложения, что эти правила не заключают в себе элементов подлинной научности и что, во всяком случае, нужно весьма немного времени, чтобы изучить всю эту ремесленную сторону дела, так как она должна сводиться к ограниченному числу указаний, за которой тотчас начинается область пресловутого вдохновения.
Всё это - недоразумения, которые необходимо рассеять.
Брюсов В.Я., Опыты по метрике и ритмике, по евфонии и созвучиям, по строфике и формам.
