X
Джордж Гершвин вырос на улицах Ист-Сайда.
«В отличие от брата Айры - задумчивого, увлекающегося книгами и театром, будущий композитор предпочитал гонять мяч, шайбу или бегать на роликовых коньках. В школе не отличался прилежанием, учился посредственно и явно не оправдывал надежд матери, мечтавшей видеть детей школьными учителями. В 1912 году она записала Джорджа в Коммерческую школу.
Но коммерсантом он не стал. Судьба распорядилась по-своему.
Когда мальчику исполнилось шесть лет, приятели Джорджа - такие же сорванцы, как и он, - с удивлением стали замечать, что чемпион улицы по конькам время от времени перестаёт замечать окружающее. Причина всегда одна и та же - музыка. Самая разная, но, что самое удивительное, всегда высшего сорта. «Мелодия» Рубинштейна, песня Керна, «Юмореска» Дворжака... С последней связано глубокое потрясение восьмилетнего Джорджа. «Юмореску» играл на школьном концерте Макс Розенцвейг - впоследствии известный в Америке скрипач. Полтора часа после концерта ждал Джордж солиста, не обращая внимания на проливной дождь, а обнаружив, что тот ушёл другим ходом, помчался к нему домой.
Они подружились. «Макс открыл для меня мир музыки», вспоминал композитор.
В доме у Розенцвейга, который был старше Джорджа, он сам научился играть на фортепиано: подбирал по слуху популярные мелодии, делал переложения скрипичных пьес из репертуара друга, пробовал сочинять. […]
Юному музыканту довелось испробовать несколько фортепианных «школ». Три престарелые леди изводили скучными упражнениями. Четвёртый учитель - мистер Голдфарб - техникой вообще не занимался, а воспитывал своего питомца на попурри из опер.
И только учитель Чарльз Хамбицер оказался именно тем музыкантом, в котором нуждался Гершвин. Пианист и компози тор, Хамбицер сразу разглядел и громадный талант мальчика, и недостатки его музыкального образования.
Через некоторое время Хамбицер писал своей сестре: «У меня новый ученик, который скажет когда-нибудь своё слово в музыке. Этот мальчик, вне всякого сомнения, - гений: он безумно любит музыку и не может дождаться следующего урока».
Хамбицер делился знаниями радостно и увлечённо, учил не только фортепианной игре, но дал верное направление развитию таланта Джорджа, ввел его в мир музыки Баха, Бетховена, Шопена, Листа, Дебюсси, Равеля.
Не разделяя любви ученика к лёгкой музыке, учитель, тем не менее, не препятствовал его увлечению, но считал, что первоначально следует получить прочные знания, проштудировав творчество композиторов-классиков. Встречи учителя и ученика продолжались до самой смерти Хамбицера в 1918 году.
Начиная с 1915 года Джордж, по рекомендации Хамбицера, брал уроки гармонии и оркестровки у виолончелиста и композитора Киленого. Письменные задания и устные ответы по гармонии и анализу партитур чередовались с демонстрацией выразительных возможностей инструментов симфонического оркестра. Киленый часто приглашал домой своих коллег из Уолдорф-Астория оркестра. Они знакомили Джорджа с техникой игры и законами сочетаний инструментов. Восхищаясь талантом ученика, Киленый говаривал: «У него свойство гения: всё поглощать и всё приспосабливать к собственной музыке».
Слух у него был уникальный, память удивительная - настоящая музыкальная кладовая. Твёрдости и решительности - вполне достаточно. […]
В один прекрасный день пятнадцатилетний Джордж предстал перед менеджером издательства «Ремик и К». Волнуясь, Джордж сел за рояль, не рассчитывая на успех. Однако, к его удивлению, он был принят на должность пианиста-популяризатора с оплатой 15 долларов в неделю. […]
… Джордж Гершвин, написавший в те годы множество песен, перепробовал все известные ему манеры, жанры, ритмы и композиционные схемы. Но наибольшее воздействие на вкус молодого композитора оказал Джером Керн. «Я следовал работам Керна и изучал каждую песню, написанную им, - признавался Джордж. - Я платил ему дань откровенным подражанием, и многие вещи, которые я написал в этот период, звучат так, как если бы Керн написал их сам». Почему же именно Керн стал его кумиром? Сыграло ли здесь роль сходство творческих натур художников? В какой-то степени - да. Но важно и другое. Керн выделялся среди коллег не только талантом, но и мастерством. Его познания в области гармонии, полифонии, оркестровки были столь значительны, что он мог дать сто очков вперёд любому композитору на «Тин Пэн Элли». Это не могло не импонировать Гершвину. Ведь среди авторов эстрадной музыки было немало дилетантов. […]
Вопреки мнению музыкантов, утверждавших, что «нельзя служить двум богам», композитор не думает отказываться от театральных увлечений. Ещё не утихли разговоры и газетная шумиха в связи с «экспериментом в современной музыке», а Гершвин уже сочиняет партитуру комедии «Первоцвет» для Лондона, немного позднее - «Леди, будьте добры» для Бродвея.
В том же году появились пять новелл для фортепиано. Три из них, переименованные в прелюдии, через несколько лет приобрели популярность у пианистов «серьёзного плана». […]
Способность композитора быстро переключаться на разные формы и жанры вызывала удивление. Некоторые критики писали, что существует два Гершвина: один простой, услаждающий слух, и другой - сложный, глубокий».
Волынский Э.И., Джордж Гершвин: популярная монография, Л., «Музыка», 1988 г., с. 6-8, 15 и 32.