«Мой приход в литературную студию МГУ почти совпал с уходом из неё Павла Антокольского, который руководил ею несколько лет. Под его началом прошли при мне только три или четыре занятия. […]
А вы, юноша, - обратился он ко мне, - стихи пока не читайте. Пишите, пишите как можно больше. И выбрасывайте в корзину. Если будет жалко, - оставьте. Потом, когда-нибудь, но не скоро, нам почитаете. А пока участвуйте в обсуждении. Тут подобрался способный народ.
Сразу же вслед за мной зачитывал с листочков свои стихотворные сочинения язвительный мой сосед, и я дерзко ему отплатил, назвав их розовой водичкой, за что тут же схлопотал не упрёки, а одобрительный смех и аплодисменты. Не смеялся лишь Антокольский, но по лицу его было видно, что немудрёная шутка пришлась ему по душе.
Так началась моя учёба. Я сразу же почувствовал себя в своей среде, застенчивость и робость куда-то исчезли. Эти качества были здесь вообще не в чести, каждый приносил на публичное обсуждение то, что мог и умел, и даже самые едкие шутки товарищей не гасили творческую активность, а лишь побуждали к новым свершениям. В меру способностей и сил.
Я убеждён, что именно литературная студия избавила меня от комплекса неполноценности, который не надо путать с критическим отношением к себе. «А-а, и ты страдаешь оттого, что мысль не пошла в слова?! - помнится, говорил Вершилов в «Подростке» Фёдора Достоевского. - Это благородное страдание, мой друг, и дается лишь избранным. Дурак всегда доволен тем, что сказал».
Тон в литстудии задавали несколько лиц женского пола и не слишком приятной - скорее, попросту грозной - наружности. Этот свой недостаток они вполне компенсировали надменностью и самоуверенностью - вышучивали всех и вся и вообще вели себя так, словно только им доверены ключи от литературы, только они, и никто другой, имеют право к ней приобщать и от неё отлучать.
Их суждения были непререкаемы, а жалкие вирши, явленные народу, не могли, естественно, быть ничем иным, кроме как вкладом в родную словесность. Ровным счётом ничего из них впоследствии не вышло, имена канули в забвение, - даже в области журналистики, где какое-то время они подвизались, перезрелым этим девицам не удалось оставить хоть малюсенький след. А между тем в студии, где они чувствовали себя хозяйками положения, занимались - им не чета - люди незаурядные, у которых не было нужды ни в какой саморекламе.
Именно здесь я познакомился с Володей Солоухиным, который многие годы спустя, в одной из своих повестей, рассказал о нашей студии и вывел меня под моим подлинным именем: у всех других персонажей вымышленные имена».
Ваксберг А.И., Моя жизнь в жизни, Том 1, М., «Терра-Спорт», 2000 г., с. 95-97.
Понимание творчества / креатива ректором МГУ академиком В.А. Садовничим.
