«Во-первых, если искусствознание будет предписывать правила художнику, а художник поверит в их абсолютный характер и будет их неукоснительно придерживаться, то он, быть может, не создаст ничего истинно нового и ценного (Е.Л. Фейнберг забыл упомянуть не один, а серию художественных приёмов – Прим. И.Л. Викнетьева), ибо суть принципиально нового явления искусства в преодолении привычных традиций, в создании, открытии новых закономерностей.
Как сказал Кант: «Гений это талант, который сам даёт правила».
Во-вторых, аналитический, интеллектуальный характер научного подхода к искусству должен сочетаться с синтетическим художественно чутким восприятием искусства, не должен повредить ему. Стремление научно познать должно бережно сохранять «детское» целостное постижение. Это не всем дано.
Поэт Ю. Кузнецов написал современную сказку о царевне лягушке: молодой учёный, не разглядев в лягушке красавицу-царевну, вместо того, чтобы любовью снять заклятие, начинает её изучать и анатомирует. Кончается сказка строфой:
В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века,
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.
Поэт, видимо, адресовал своё обвинение учёным-естественникам (в самом деле, чисто умозрительно можно себе представить биолога, который, даже зная, что это не простая лягушка, захочет изучить отличие её строения или биохимического состава крови от того, что известно для обычной лягушки).
Однако на самом - деле упрёк относится в равной мере и к гуманитарию, например к искусствоведу. В действительности здесь имеет место продолжение спора не «физика» и «лирика», а пушкинского Сальери и Моцарта.
Ведь Пушкин дал нам вовсе не трагедию зависти к гению (во всяком случае не простой зависти), а конфликт гиперболизированного искусствоведения, «научного» подхода к искусству, с одной стороны, и веры в одно лишь художественное озарение гения - с другой (можно думать, что Пушкин художественно гиперболизировал творческий метод не только Сальери, но и Моцарта, который был, несомненно, образован в области теории музыки и умел, когда нужно, обратиться к той же «алгебре»).
Но помимо искусствознания, изучающего закономерности каждого отдельного вида искусства, есть ещё одна сфера духовной деятельности.
Это - философия искусства, эстетика в узком смысле слова. Она рассматривает общие для всех искусств закономерности, место искусства в целом в духовной жизни человечества, в частности в познании мира. Она более, чем искусствознание, удалена от непосредственно-художественного восприятия искусства (но, конечно, не вполне оторвана от него).
Так, один из философов, внесших в неё выдающийся вклад, Кант был, казалось, всеобъемлющим гением.
В Кёнигсбергском университете он читал курсы не только философии, эстетики, истории, филологии и т. п., но и математики, физики, астрономии, космогонии, даже - фортификации.
Однако непосредственное чувственно-художественное восприятие у него, видимо, было относительно слабо развито. Он не удосужился выбраться из Кенигсберга в Берлин или Дрезден, где мог бы услышать оперу, побывать в театрах, концертах и картинных галереях. Его не интересовали путешествия, непосредственное узнавание людей и далёких стран».
Фейнберг Е.Л., Кибернетика, логика, искусство, М., «Радио и связь», 1981 г., с. 16-17.