Может ли церковная власть основываться на женских способностях Марии Магдалины?

Нельзя не обратить внимания на охватившую раннехристианскую общину тревогу, открывающуюся через личность Марии Магдалины и в ней персонифицированную.

Напряжение, подспудно бурлящее в Новом Завете, достигает своей высшей точки в гностических Евангелиях.

По словам Элейн Пэджелс, оно свидетельствует о существовании проблемы с политическим подтекстом: даёт ли дар пророчества право на власть внутри традиционной Церкви.

Дилемма сводилась к следующему: должны ли руководители Церкви, как утверждали гностики, обладать харизмой, личными способностями, провидческими и пророческими дарами, или им достаточно опираться на традицию и апостольскую власть, передаваемую из поколения в поколение, от епископа к епископу?

Другая сторона этой проблемы - половая принадлежность. Стоит нам принять её во внимание, и вопрос сильно осложняется. Теперь он формулируется следующим образом: должна ли церковная власть основываться на женских способностях - предвидении, пророчестве и духовном познании (sapientia), воплощённых в личности Марии Магдалины, которой первой явился Иисус Христос и велел сообщить благую весть о своём воскресении?

Или же она должна держаться на мужских принципах - апостолической традиции, священноначалии и приобретённом знании (scientia), воплощённых в фигуре Петра - камне, на котором Иисус создал церковь свою, которому дал ключи от царства небесного и наделил правом связывать и разрешать (Мат. 16:18-19)?

Уже в Новом Завете Пётр и другие апостолы начинают отвергать авторитет женской пророческой традиции, посчитав весть Марии Магдалины о воскресении Спасителя «пустыми словами».

Их высказывания, разумеется, показательны: «пустыми словами» речь женщины называют тогда, когда не желают её слушать. В гностических Евангелиях соперничество между Марией Магдалиной и Петром усиливается, поскольку, как в своём исследовании великолепно продемонстрировала Пэджелс, Мария Магдалина олицетворяла притязание гностиков на руководство в христианской общине, а это бросало вызов епископской власти преемников Петра.

Когда, в «Pistis Sophia», Мария Магдалина говорит о своём страхе перед угрожающим ей Петром, её слова являются горьким пророчеством.

Официальная Церковь не только угрожала христианскому гностицизму, она его полностью уничтожила.

Однако вопрос о женском руководстве в Церкви, авторитет которого основывается на знании, приобретённом духовным путём, в отличие от знания, полученного по традиции, не исчез вместе с гностицизмом, не покинул церковных стен, а стал достоянием еретических учений; он остался противоречием в самом сердце христианства, олицетворенным в личности Марии Магдалины.

В следующей главе мы снова столкнемся с ним, только в более поздний период Средневековья.

Отцы Церкви обращались к образу Марии Магдалины обычно только в тех случаях, когда составляли комментарий к Священному Писанию. Как правило, упоминая о ней, они рассматривали её лишь в роли посланницы, принёсшей благую весть о воскресении».

Кэтрин Людвиг Янсен, Мария Магдалина, М., «Вече», 2007 г., с. 37-39.