Продвижение и PR творческих личностей
Символы и метафоры творческой деятельности…Виртуальные персонажи, традиционные символы и метафоры творческой деятельности…
X
Продвижение и PR творческих личностей
Символы и метафоры творческой деятельности…Виртуальные персонажи, традиционные символы и метафоры творческой деятельности…
X
«Каждый век создаёт собственных героев.
Воображением людей Средневековья владели воин, любовник и святой мученик.
Романтики преклонялись перед поэтом и путешественником; перевороты в промышленности и политике возвели на пьедестал учёного и общественного реформатора.
С возникновением средств массовой информации появилась возможность массового производства идолов для отдельных групп потребителей: поп-звёзд для подростков, экранных богинь для тех, кто жаждет любви, картонных персонажей мыльных опер для запойных телезрителей, спортивных чемпионов для людей поэнергичнее, похитителей самолётов для угнетённых и поп-философов для болтунов.
Герои играют в социальных скороварках роль выпускного клапана.
Они позволяют маленькому человеку в очёчках отождествлять себя с Сильвестром Сталлоне - особенно когда ему хочется набить морду начальнику, а робким девушкам забывать о своей добродетели, наделяя себя в фантазиях откровенной сексуальностью Мэрилин Монро или Мадонны.
С какой-либо конкретной действительностью такие мечты никак не связаны. Висевший некогда на стенах всех отроческих спален портрет командира южноамериканских партизан Че Гевары вовсе не указывал на неотвратимость подростковой революции в предместьях больших городов. Как сила политическая Гевара был не более чем мелким раздражителем существующих в дальней дали режимов. Однако в качестве иконы он давал выход разочарованиям и устремлениям живущих в достатке подростков упадочнического Запада.
Такие популярные герои буквальным образом мифологичны - в том смысле, что они являют собой, частично либо полностью, плоды воображения. И культурные боги исключения не составляют. Энди Уорхол и Джефф Кунс показали - чтобы прославиться, живописцу никакой явственной оригинальности не требуется; имя Карлхайнца Штокхаузена известно и тем любителям музыки, которые ни одной написанной им ноты не слышали. Их слава коренится не столько в том, что они создали, сколько в мифе, который они олицетворяют.
«Великий дирижёр» - это также своего рода мифологический герой, искусственно созданный для далеких от музыки целей и сохранившийся вследствие коммерческой необходимости. «Дирижирование оркестром как постоянное занятие - это выдумка (социологическая, не художественная) двадцатого века», - признает Даниэль Баренбойм, хорошо знающий дело, о котором говорит. «Не существует другой профессии, в которой самозванец мог бы чувствовать себя спокойнее», - писал проницательный, проживший трудную жизнь скрипач Карл Флеш. дирижёр существует потому, что людям требуется зримый лидер или, по крайней мере, легко идентифицируемая витринная фигура. Его музыкальное raison d'etre* по отношению к этой функции совершенно вторично.
Он не играет ни на одном инструменте, не создаёт ни единого звука и, тем не менее, передаёт образ творения музыки, достаточно достоверный для того, чтобы наградой этому человеку послужили аплодисменты тех, кто и вправду порождает звук. […]
И всё-таки, когда дело доходит до необходимости обеспечить себя работой и организовать сезон, именно оркестры и избирают дирижёров, и изобретают их. Миф начинается с их безмолвного согласия с оным. Оркестранты народ ожесточённый, но тающий при первом же взмахе волшебной палочки. Они могут рассказывать вам, что стоило Артуру Никишу лишь появится в зале, как в оркестрантов словно вливались новые силы.
Именно музыканты говорили о «какой-то магии», которая делала Артуро Тосканини и Вильгельма Фуртвенглера существами, отличными от прочих смертных.
Леонард Бернстайн, признал один из них, заставил его вспомнить, «почему [он] захотел стать музыкантом». Посредством некоего бессловесного импульса незаурядный дирижёр способен изменить саму химию и оркестра, и публики. Философ-антиавторитарист Элиас Канетти усматривал в этом проявление почти божественной власти:
Он держит взглядом весь оркестр. Каждый музыкант чувствует, что дирижёр видит лично его, и, более того, слышит... Он пребывает в сознании каждого оркестранта. Он знает не только то, что каждому из них следует делать, но и то, что каждый делает. Он - живое воплощение закона, и позитивного, и негативного. Руки его предписывают и запрещают... И поскольку в ходе исполнения предполагается, что не существует ничего, кроме этой работы, дирижёр правит в течение этого времени миром. […]
Это весьма рафинированная форма поклонения. Дирижёр никогда не был героем толпы, он был идолом элиты. Для среднего футбольного болельщика или живущего на государственное пособие родителя-одиночки он если что-нибудь и символизирует, то недостижимую привилегированность и утончённость. Известностью рок-звёзд обладали лишь Тосканини и Бернстайн, да и те по причинам, никак с их ремеслом не связанным. дирижёр не герой толпы, он герой героев: воплощение власти в глазах всевластных. […]
Сама профессия образовалась в середине девятнадцатого столетия, когда композиторы сняли с себя обязанность управлять исполнением своих партитур, ставших к тому же слишком громоздкими для того, чтобы оркестры играли их без руководителя.
Освободившись от психологического всевластия композиторов, народившийся на свет дирижёр обратился сначала в городскую знаменитость, затем в национальную, а следом, в духе современности, и в транснациональное предприятие».
Норман Либрехт, Маэстро Миф. Великие дирижёры в схватке за власть, М., «Классика-XXI», 2007 г., с. 5-11.