Условия и история развития России
Условия и история развития России
Создание социального движенияСоздание социального движения
Распад социального движенияРаспад социального движения
X
Движение и коммуны шестидесятников в сатирическом изображении Н.С. Лескова
Для России 60-х годов – в том числе после выхода романа Н.Г. Чернышеского «Что делать?» – среди молодёжи стали популярны идеи коммун.
Н.С. Лесков, опираясь на свои знакомства и личные впечатления «Некуда».
В историю литературы он вошёл в числе ряда «антинигилистических» романов, тоже созданных по горячим следам. […]
Горький, которому принадлежит заслуга возвращения Лескова в ряды русских классиков, писал о романе: «В этой книге интеллигенция шестидесятых годов была изображена довольно злостно и, между прочим, некрасиво описан умный и талантливый писатель В. Слепцов - автор очень хорошей повести «Трудное время». В героическом порыве молодежи выпрыгнуть из гнилого, ржавого болота дореформенной жизни коренилось здоровое начало - этого Лесков не понял или недостаточно оценил значение этого буйства. Но трезвый ум его, доступный сомнению, хорошо понимал, что прошлое - горб каждого из нас, что человек выпрямляется только силою непрерывного, но осторожного напряжения духа и что на Руси мало людей, способных единым усилием воли сбросить со своих плеч тяжёлое бремя Истории». […]
Революционная деятельность тогдашних «красных» под пером писателя обретает совершенно комическое звучание. Молодые люди мечтают о каком-то мировом пожаре, о том, чтобы залить Москву огнем, не подозревая, что лишь выполняют инструкции незримого Польского Комитета, это - просто пешки в руках таинственных иезуитов. Оказывается, волнения среди части молодёжи имеют свое объяснение: они являются результатом польской, или иезуитской «интриги». На сходке русских революционеров, где слышатся угрозы «залить кровью Россию, перерезать всё, что к штанам карман пришило», присутствуют двое поляков, выдающих себя не за тех, кем они являются на самом деле. […]
Столь же комичным выглядит в романе и студенческое движение, приведшее к временному закрытию обоих университетов - Московского и Петербургского. Лесков словно предвидел, что эти «бунтари» сделают самую благополучную карьеру. Страницы романа, описывающие игру в оппозицию богатых студентов, возможно, имеют под собой и реальную основу - оппозиция эта была крайне неоднородной и быстро сошла на нет. Комические приключения студента Богатырёва, которого сама мать потребовала арестовать и выслать из Москвы, чтобы он не оказался замешанным в «историю», снижали образ злополучного «бунтаря». […]
… Лесков ведет читателя в либеральные салоны, в кружки петербургской интеллигенции, откликается на женский вопрос, пишет о новых формах общежития - коммунах, которые появлялись тогда под влиянием романа Чернышевского. О популярности романа писали многие современники. Он отвечал потребности передовой молодежи, давал ей лозунг борьбы ради грядущей революции. Это не означает, что все, объединившиеся в коммуны, преследовали эту цель, следовали заветам Чернышевского.
Движение шестидесятников было широким и довольно неоднородным. Некоторые шли в коммуну в поисках самостоятельности. Особенно это касалось женщин. Одна из активных участниц молодежных кружков того времени Е. Водовозова вспоминала: «Среди женщин началась бешеная погоня за заработком: искали уроков, поступали на службу на телеграф, наборщицами типографий, в переплетные мастерские, делались продавщицами в книжных и других магазинах, переводчицами, чтицами, акушерками, фельдшерицами, переписчицами, стенографистками». Жена Ф. Достоевского - Анна Григорьевна, - как известно, была стенографисткой, училась на специальных курсах, пока её не порекомендовали писателю для записывания под диктовку его романа «Игрок».
Почти вся третья часть романа «Некуда» посвящена описанию одной из петербургских коммун, в которой современники признали известную Знаменскую коммуну, руководимую писателем В. Слепцовым. В романе он выведен под именем Белоярцева. Затрагивает Лесков и Гречевскую коммуну А. Бенни. Видно, что писатель хорошо знал слабые места движения молодежи и не пожалел усилий, чтобы окончательно «развенчать» его. Повествование о «таинственном Доме» носит исключительно юмористический характер. По замечанию простодушной няни Лизы Бахаревой - Абрамовны, не пожелавшей её оставить и ушедшей вместе с ней в «коммуну», все делились здесь на два разряда: одни - «простаки и подаруи», другие - «дармоеды и объедалы». Вторых было, конечно, больше. Мужская коммуна вечно нуждавшегося А. Бенни вообще существовала за его счёт.
Лесков так перечисляет её участников, давая одновременно краткие язвительные характеристики:
« ...1) студент Лукьян Прорвич, молодой человек, недовольный университетскими порядками и желавший утверждения в обществе коммунистических начал, безбрачия и вообще естественной жизни;
2) Неофит Кусицын, студент, окончивший курс, - маленький, вострорыленький, гнусливый человек, лишенный средства совладать со своим самолюбием, также поставивший себе обязанностью написать свое имя в ряду первых поборников естественной жизни;
3) Феофит Котырло, то, что поляки называют wielke nic (великое ничто), - человек, не умеющий ничего понимать иначе, как понимает Кусицын, а впрочем, тоже коммунист и естественник;
4) лекарь Сулима, человек без занятий и без определенного направления, но с непреодолимым влечением к бездействию и покою;
5) Никон Ревякин, уволенный из духовного ведомства иподиакон, умеющий везде устраиваться на чужой счёт и почитаемый неповрежденным типом широкой русской натуры...» Всего семь человек, включая одну девицу, полную «презрения к обыкновенному труду».
Такая коммуна - и Лесков прямо пишет об этом - существовала за счёт бескорыстного А. Бенни. «Дармоеды и объедалы» не только жили тем, что зарабатывал (более чем скромно) Бенни, они бросили его в тот момент, когда он тяжело заболел, и тащили из его квартиры все, что можно было унести. […]
В коммуне, описанной Лесковым, прежде всего отменяется христианский календарь и заменяется декадами, как во время французской революции; Шекспир объявляется «дураком», затем «дискутируется» вопрос: надо ли, чтобы мужчина отворял женщине двери? Тем, дескать, он её унижает и только показывает своё собственное лицемерие. Преследуются и иконы - Белоярцев требует вынести икону Абрамовны. «Видно, мутит, тебя лик-то спасов - не стерпишь», - говорит она в сердцах, убирая образ с глаз долой.
Писатель пародирует высказывания многих шестидесятников. Наименее зрелой их части действительно свойствен был особый максимализм в отрицании старых обычаев. Даже лидеры этого движения не отличались сдержанностью в высказываниях. Писарев прямо писал: «Бей направо и налево, - что уцелеет, то останется». Эти слова Лесков потом много раз будет вспоминать в своих произведениях, видя в них программу для всех нигилистов. Естественно, что писателя, хорошо знавшего русскую жизнь, особенно провинциальную жизнь самых разных сословий, эти слова не могли не тревожить. Ему не без основания казалось, что молодежь идет не «туда», что погибнут бессмысленно лучшие её силы, уйдя в «криворос».
Коммуны шестидесятников существовали недолго - слишком иллюзорной оказалась попытка устраивать ячейки «нового быта» во враждебном окружении. В них почти не было той театральности, как в «менильмонтанском семействе» последователей Сен-Симона. Собирались вместе люди обычные, которые не претендовали на то, что всё человечество сразу же придёт к ним. Здесь было много смешного, трогательного и в то же время трагического: порывались связи с семьей, с устоявшимся бытом, с надеждами на спокойное или обеспеченное будущее. Некоторые коммуны влачили самое жалкое существование. Их участники еле-еле сводили концы с концами».
Семёнов В.С., Николай Лесков. Время и книги, М., «Современник», 1981 г., с. 37 и 41-46.
Замечу, что коммуны художников были более жизнеспособны.
