Искусство- и литературоведение
Искусствоведение и литературоведение
Художественная критикаХудожественная критика
X
Критерии художественности по А.С. Пушкину
«Если суммировать все суждения Пушкина о литературе, то окажется, что именно единство «мысли» (то есть идейного содержания) и творческого воображения, живописности, позволяющей воссоздать жизнь в её истинности и вместе с тем в ярком образном выражении, было для него высочайшим критерием творчества.
В 1822 году он замечает, что проза «требует мыслей и мыслей - без них блестящие выражения ни к чему не служат». В это время он ещё склонен в какой-то мере соглашаться с общепринятым мнением, что стихи, в отличие от прозы, в этом отношении имеют некоторое отличие - «стихи дело другое», но здесь же оговаривается: «Впрочем, в них не мешало бы нашим поэтам иметь сумму идей гораздо позначительнее, чем у них обыкновенно водится. С воспоминаниями о протекшей юности литература наша далеко вперёд не подвинется» («О прозе»). В дальнейшем он полемически заострит эту мысль: «У нас употребляют прозу как стихотворство: не из необходимости житейской, не для выражения нужной мысли, а токмо для приятного проявления форм».
Нарушение одного из условий совершенства художественного произведения - единства содержательности и формы - он определяет характерным словом «бессмыслица»:
«Есть два рода бессмыслицы: одна происходит от недостатка чувств и мыслей, заменяемого словами; другая - от полноты чувств и мыслей и недостатка слов для их выражения». Отсюда требование в самом ходе творчества руководствоваться главной целью, центральной идеей, соотношением целого и отдельных элементов произведения: «Истинный вкус состоит не в безотчётном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности».
В «Отрывках из писем, мыслях и замечаниях», где обобщение собственного творческого опыта соединено с раздумьями над опытом предшественников, Пушкин иллюстрирует свой критерий художественности - умение «сильно и необыкновенно» (то есть оригинально) передать «ясную мысль и картины поэтические».
Именно стремление к синтезу «мысли» и образности было одним из главных критериев Пушкина. С этим критерием связано и другое определение, которое Пушкин считал величайшим достоинством поэзии - «гармоническая точность». В этом определении «точность» означает верность действительности и опять-таки верное выражение значительной мысли. Рассуждая об истории развития поэзии, Пушкин отметил: «ум не может довольствоваться одними игрушками гармонии, воображение требует картин и рассказов». К критериям творчества и значительности дарования относится также смелость изобретения, когда «план обширный объемлет творческой мыслью».
Из этих критериев Пушкин исходил, когда оценивал творчество различных поэтов. Говоря о Баратынском, поэт подчёркивает: «он у нас оригинален», «мыслит по-своему»; в сочинениях Катенина отмечает: он «шел всегда своим путём...»; даже в стихах Фёдора Глинки, поэта отнюдь не высокого уровня, Пушкин увидел то, что придаёт им своеобразие: «обороты то смелые, то прозаические, простота, соединенная с изысканностью», «однообразие мыслей и свежесть живописи», всё, что «даёт особенную печать его произведениям».
Все эти суждения следует учитывать, когда идет речь о том, по каким признакам можно судить о степени принадлежности тех или иных поэтов к «пушкинскому кругу». Нельзя ограничиваться в характеристиках поэтов этого круга лишь изъявлениями ими дружеских чувств и общностью тем или мотивов, а из этого исходили чаще всего представители старой критики, которые переоценивали значение столь традиционного для того времени обмена стихотворными посланиями. […]
Для того чтобы найти точные критерии принадлежности к пушкинскому направлению, нужно исходить не только из общности литературных позиций, но прежде всего из развития тем или иным поэтом определенных сторон новаторской поэтической системы, открытой Пушкиным. Ведь подражательность уже сама по себе вызывала у Пушкина отрицательную реакцию, независимо оттого, кому именно тот или иной поэт следовал («вялые подражатели», те сносные» подражатели» - характерные эпитеты, которые встречаются у Пушкина). Пушкин не делал исключения в этом отношении и для начинающих поэтов. Об одном из них, Ф. Слепушкине, выкупленном из крепостного состояния, Пушкин писал Дельвигу: «...у него истинный, свой талант; пожалуйста, пошлите ему от меня экз. «Руслана» и моих «Стихотворений» - с тем, чтоб он мне не подражал, а продолжал идти своею дорогою». […]
Обратимся к тому критерию, который является основным в художественной системе Пушкина, - к синтезу аналитического и конкретно-чувственного элементов в поэзии, или, говоря его терминами, соединения «исследования истины» и «живости воображения», «ясной мысли» и «картин поэтических», значительных идей и «гармонической точности». Степень воплощения этого идеала поэтического творчества зависела не только от дарования того или иного поэта пушкинского круга, но и от степени его связей с жизнью и от своеобразия его мышления. И при всем этом всё-таки именно пушкинская синтетическая система была вершиной достижений художественного мышления этой эпохи, и поэтому при всем своеобразии даже наиболее оригинального поэта, в той или иной степени близкого Пушкину, определение его принадлежности к его школе или направлению должно соотноситься с основными принципами пушкинской художественной системы.
Наиболее показательно для характеристики этого соотношения творчество трёх поэтов пушкинского круга - Баратынского, Вяземского и Языкова. Поэзия каждого из них отличается чертами индивидуальной неповторимости, своеобычности и поетому представляет особый интерес при сопоставлении с синтетической системой Пушкина, с её гармоническим единством «рационального» и «чувственного», «мысли» и образности.
Пушкин, называя Баратынского поэтом мысли, разъяснял, что он «мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко. Гармония его стихов, свежесть слога, живость и точность выражения должны поразить всякого, хотя несколько одаренного вкусом и чувствами». (Статья написана в 1831 году и характеризует зрелого Баратынского; в его ранних стихах ещё ощущалась рассудочность «французской школы».) Эта оценка полемически направлена против Шевырева, называвшего Баратынского «скорее поэтом выражения, нежели мысли и чувства». Благодаря особому дару Баратынского философские вопросы — познания смысла жизни, этики и даже отвлеченные понятия воплощались в образной, предметно-чувственной форме.
Вот одно из таких стихотворений:
Предрассудок! он обломок
Давней правды. Храм упал;
А руин его, потомок
Языка не разгадал.
Гонит в нём наш век надменный,
Не узнав его лица,
Нашей правды современной
Дряхлолетнего отца.
Воздержи младую силу!
Дней его не возмущай;
Но пристойную могилу,
Как уснёт он, предку дай.
Одно из важнейших требований пушкинской системы поэтического творчества - требование «мысли», анализа «противуречий существенности» - Баратынский претворил в своей лирике с неповторимым своеобразием, ярко и оригинально в самой структуре стиха. Вся его поэзия - это поэзия интеллектуализма, анализа и раздумий о судьбе человека современной эпохи, о жизни и смерти, но раздумий не в форме развития предзаданных идей, он как бы ведет диалог с читателем, диалог, в котором, несмотря на «разрешающие» строфы и концовки, нет окончательных, раз и навсегда решенных вопросов.
Применяя к поэтическому творчеству формулу, пользуясь которой теперь определяют сложности и противоречия научных исканий, можно сказать, что поэзия Баратынского - это «драма идей»».
Мейлах Б.С., Талисман, М., «Современник», 1984 г., с. 88-94.
