Закономерности и эффекты качественного (!) обучения дошкольников, школьников…
Психология творчестваПсихология творчества
Творческое развитие детейТворческое развитие детей
X
Закономерности и эффекты качественного (!) обучения дошкольников, школьников…
Психология творчестваПсихология творчества
Творческое развитие детейТворческое развитие детей
X
«А на кого возложена обязанность воспитать их в благонравии? На отца. Кто обременён заботой о том, чтобы приохотить их к наукам и добродетели? Отец. На ком огромная ответственность наставить их тому или иному знанию, ремеслу, искусству? Опять же на отце, как тебе известно. Добавь к этому великое попечение отцов о выборе рода деятельности, науки, образа жизни, которые наиболее соответствовали бы натуре ребёнка, репутации семьи, обычаям страны, имеющемуся богатству, характеру времени, существующим условиям и возможностям, ожиданиям сограждан. […]
И, разумеется, распущенные дети для отцов, не лишённых здравого смысла и не глупых, должны быть величайшим несчастьем не столько потому, что им отвратительна бесчестность и подлость детей, сколько потому, что - и в этом нет сомнений - испорченный сын многими способами навлекает на отца немалый позор, так как всем известно и понятно, насколько в воле отца семейства воспитать свою молодёжь в целомудрии, благонравии, добродетельности. Не думаю, чтобы нашёлся человек, ставший отрицать, что отцы могут сделать детей какими только пожелают. И как хороший и усердный наездник сделает кротким и послушным жеребёнка, коего другой, нерадивый и не столь проворный, не сумеет взнуздать, так же и отцы заботливым обращением воспитают своих детей в добронравии и, благоразумии. Посему не минуют великого порицания за нерадивость те отцы, дети коих будут отличаться не порядочностью, но распутством и злодейством.
Словом, первая забота и мысль старших [членов семьи] будет, как уже сказал Лоренцо, о том, чтобы молодёжь их была сколь можно более украшена добродетелью и благими нравами. Между прочим, я бы посоветовал отцам в том, что касается детей, скорее иметь в виду благо семьи, чем суждение толпы, ибо в нём для добродетели, которую нужно любить и поощрять, нет места и укрытия. Поэтому я бы делал так, как ритор Аполлоний из Алабанды: если юноши не казались ему вполне способными к красноречию, он, дабы они не тратили у него зря времени, отпускал их заниматься теми вещами, которые им наиболее подходили бы по природе. […]
Таким образом, пусть отцы определяют ребёнка к тому, к чему он пригоден, пусть внемлют они оракулу Аполлона, который ответил Цицерону: «Следуй, прилагая труд и старание, туда, куда влекут тебя твоя природа и твой талант».
И, если дети оказываются готовы и способны к добродетели, к божественным деяниям, к наукам и достойным искусствам, к военным победам и славе, пусть они начинают заниматься, упражняться и изучать все эти вещи, стараясь с самого раннего возраста к ним приобщиться. К чему в детстве привыкнешь, с тем и останешься. А если вдруг либо по природным задаткам, либо по уму, либо по [телесной] силе, либо же по здоровью дети не будут пригодны к чему-нибудь значительному, им следовало бы давать упражнений поменьше и более лёгких, и пусть всегда им будут предлагаться упражнения достойные, доблестные, мужественные, которые они были бы в состоянии выполнить.
А если дети не будут подходить и годиться для сих похвальных занятий, не будет от них пользы и в другом, пусть отцы поступают, как те гимнософисты: пусть утопят их в алчности, сделают стяжателями, воспламеняя молодых людей жаждой не славы и чести, но золота, богатства... […]
Посмотри, насколько крепче и здоровее ребятишки, воспитанные в деревне [и привычные] к труду и солнцу, по сравнению с нашими, росшими в бездействии и не на открытом воздухе, которым, по словам Колумеллы, даже смерть более ничего не в состоянии добавить непривлекательного. Такие они бледненькие, худенькие, с тёмными кругами под глазами, плаксивые.
Поэтому полезно приучать детей к труду - как для того, чтобы были они крепче, так ещё и для того, чтобы не оставлять их в бездействии и неподвижности, - [а также] ко всему, что подобает мужчине. И ещё я одобряю тех, кто приучает детей терпеть стужу без головного убора и босиком, долго бодрствовать ночью, подниматься с постели до восхода солнца и кто в остальном даёт им только то, что требует достоинство и что необходимо, дабы развить и закалить тело.
Словом, детей следует приучать к подобным тяготам, тем самым делая их, насколько возможно, мужественными; однако скорее так, чтобы тяготы более шли на пользу и не приносили бы вреда, чем чтобы они были без вреда, но и без пользы.
Геродот, сей древний грек, прозванный отцом истории, пишет, что после победы персидского царя Камбиса над египтянами были на месте сражения собраны останки многих убитых, которые, хотя затем со временем перемешались одни с другими, можно было легко распознать, поскольку черепа персов раскалывались от малейшего удара, черепа же египтян были весьма прочны и выдерживали удар любой силы; и объясняет сие большей изнеженностью персов, ходивших с покрытой головой, тогда как египтяне уже с детства приучались всегда оставаться - и под палящими лучами солнца, и под дождём, и росистым вечером, и ветреной ночью - с непокрытой головой. Рассматривая, какие следствия имел этот обычай, он говорит, что среди египтян почти нельзя было встретить лысых.
Ликург, сей мудрый царь лакедемонян, установил, чтобы сограждане его с малых лет привыкали не к нежностям, но к трудам, не к веселому времяпрепровождению на площадях, но к обработке полей в деревне и воинским упражнениям. Он очень хорошо знал, сколь великих результатов в любом деле можно достичь упражнениями! А среди нас разве нет таких, которые стали ловкими и сильными, хотя раньше были слабыми и ни на что не годными, таких, которые упорными упражнениями сумели сделаться превосходными бегунами, прыгунами, метателями копья, стрелками из лука, хотя раньше во всем этом были несведущи и беспомощны?
Разве с помощью упражнений не сделал легкой и гибкой свою речь афинский оратор Демосфен, который, от природы имея невнятный, шепелявый выговор, набивал рот мелкой галькой и громким голосом декламировал на берегу моря? Это упражнение так помогло ему, что не было впоследствии оратора, которого слушать было бы более приятно, чем его, который бы говорил так же чисто и выразительно, как он...
Несомненно, итак, что упражнением тела, а также и ума можно достигнуть весьма многого, всего того, чего мы пожелаем, сообразуясь с разумной мерой. И конечно, упражнение способно не только вялого и немощного сделать бодрым и сильным, но даже более - безнравственного и порочного сделать добропорядочным и воздержанным, слабого духом сделать сильным, ненадежную память сделать весьма крепкой и цепкой.
Не будет [в человеке] такого необычного и затверделого свойства, которое в считанные дни не исправили и целиком не искоренили бы великое усердие и старание.
Пишут, что Стильпон, мегарский философ, от природы был склонен к пьянству и сластолюбию, но упражнениями в добродетели и науках он сумел победить свою натуру и стать как никто другой добронравным.
Вергилий, сей наш божественный поэт, в молодости был женолюбив, и подобное сообщают обо многих других, кои имели поначалу в себе какой-нибудь порок, в последующем же исправлялись старательными упражнениями в достохвальных вещах.
Метродор, древний философ, живший во времена Диогена-киника, добился путём упражнения и привычки того, что мог не только в точности пересказать слова, произнесённые сразу многими, но и воспроизвести тот же их строй и порядок.
Что мы скажем об Антипатре Сидонском, который, в результате долгих упражнений освоив гекзаметры и пентаметры, лирические, комические, трагические и иных типов стихи, имел обыкновение, рассуждая на любой предложенный предмет, слагать их и произносить непрерывно один за другим без малейшей подготовки загодя? Ему, долго упражнявшему свой ум в стихосложении, легко и доступно было то, что менее поднаторевшим знатокам (eruditi) [этого дела] нынче представляется трудным, даже если у них есть время для предварительного обдумывания.
И если, упражняясь, можно овладеть вещами сложными, кто усомнится в великой силе, которая заключена в упражнении? Сие было хорошо известно пифагорейцам, которые упражнением укрепляли память, вспоминая ежевечерне всё, что сделано за день.
И, пожалуй, то же самое было бы полезно детям - повторять каждый вечер выученное днем.
Я помню, как часто наш отец, и не имея в том нужды, посылал нас с поручениями ко многим лицам только ради того, чтобы поупражнять нашу память, а также часто желал узнать наше мнение по многим поводам, стремясь оживить и развить в нас ум и способность суждения, и очень хвалил, дабы подогреть наше честолюбие к соревнованию, тех, кто отвечал лучше.
Итак, многими способами отцам можно, даже необходимо испытывать способности своих детей, все время внимательно наблюдать за всем их образом поведения и особенностями и тех, кто выкажет мужественность и благовоспитанность, выделять среди других и хвалить, тех же, кто обнаружит леность и похотливость, исправлять, задавая им столько упражнений, сколько потребуется».
Леон Баттиста Альберти, О семье, в Сб.: Образ человека в зеркале гуманизма: мыслители и педагоги эпохи Возрождения о формировании личности (XIV – XVII века) / Сост. Н.В. Ревякина, О.Ф. Кудрявцева, М., Изд-во УРАО, 1999 г., с.151-157.