Идеи / проекты создания новых социальных движений
Художественная прозаЛитературные произведения о творческих возможностях человека
Изображение из себя творческой личностиИзображение из себя творческой личности
X
Хулио Хуренито – демоническая личность, главный герой романа И.Г. Эренбурга «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников...», напечатанного в 1922 году в Берлине, а через год – России.
Полное название: «Необычайные похождения Хулио Хуренито «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников: мосье Дэле, Карла Шмидта, мистера Куля, Алексея Тишина, Эрколе Бамбучи, Ильи Эренбурга и негра Айши, в дни Мира, войны и революции, в Париже, в Мексике, в Риме, в Сенегале, в Кинешме, в Москве и в других местах, а также различные суждения учителя о трубках, о смерти, о любви, о свободе, об игре в шахматы, о еврейском племени, о конструкции и о многом ином».
Главная задача бандита и мексиканского революционера Хулио Хуренито – перевернуть мировой порядок. По миру его сопровождает свита из учеников разных национальностей.
Разными критиками роман трактовался как пародия на Евангелие, описание ужасов Перовой мировой войны и кризиса Европейской цивилизации, так и прогноз развития власти большевиков и фашистов...
Первые издания романа выходили с предисловием Н.Н. Бухарина, но позже он был запрещён властями СССР.
«Сам роман «Хулио Хуренито» достаточно структурен и системен. И начинается он с вполне семиотического абзаца: «Я был настроен весьма мистически и прозревал в самых убогих явлениях некие знаки свыше». Сам Хулио Хуренито появляется в кафе «Ротонда» (кстати, этому кафе И. Эренбург посвятил множество страниц своих воспоминаний) в духе будущих булгаковских текстов - с вполне прозрачными намёками на чёрта. (Именно в упомянутом кафе собиралась парижская богема, с которой Илья Эренбург стремился общаться – Прим. И.Л. Викентьева).
«Действительно, стоило лишь внимательно взглянуть на пришельца, чтобы понять вполне определённое назначение и загадочного котелка и широкого пальто. Выше висков ясно выступали под кудрями крутые рожки, а пальто тщетно старалось прикрыть острый, приподнятый воинственно хвост». Причем жизнь в «Ротонде» была не менее пестрой, чем её романная модель.
Алексей Толстой послал И. Эренбургу открытку в кафе «Ротонда», где вместо фамилии стояло «Au monsieur mal coiffe» - «Плохо причёсанному господину», и открытка дошла до своего адресата.
А Максимилиан Волошин писал в газетной статье 1916 г., что появление Эренбурга «в других кварталах Парижа вызывает смуту и волнение прохожих. Такое впечатление должны были производить древние цинические философы на улицах Афин и христианские отшельники на улицах Александрии». […]
В структуре романа задействовано множество как бы «структурных намёков». Хуренито выступает в роли дипломатического представителя государства Лабардан, но потом обнаруживается, «что государства Лабардан вовсе не существует, есть остров Лабрадор и есть ещё Лапландия». О религии звучат чисто семиотические пассажи из уст Учителя:
«В течение многих веков религия честно исполняла свою роль разрядителя человеческих эмоций. Для этого она вырастила искусство и теперь умирает от конкуренции своего же собственного детёныша. Вместо размышлений отцов церкви - популярная лекция народного университета, вместо декалога - неуязвимая мораль спевшихся лавочников. Что же заменит великолепные страсти, шёпот и блеск, фиолетовые рясы и рык органов? Гримасы Чаплина, мёртвые петли Пегу и миллионы огней грядущих карнавалов». […]
И далее следует чисто научное замечание далее:
«Надо выяснить, где и при каких условиях легче всего поймать душу, так же тщательно, как изучает коммерсант способ рекламы. У человека былых времен чувство, именуемое «религиозным», исходило от спокойного созерцания природы. <...> «Религиозное чувство», или, точнее, чувство восторга, которое религия может использовать, подымается у современного человека при ощущении быстроты движения: поезд, автомобиль, аэропланы, скачки, музыка, цирк и прочее. Посему надо соорудить передвижные часовенки в экспрессах и в автомобилях, а все службы реорганизовать из медлительных и благолепных в исступленные, перенося их на арены с ошеломляющими прыжками, скачками, гиканьем бичей и взлетами аэропланов». Следует признать явную прозорливость этого представления, реализованного в массовых поп-концертах, вызывающих прямо-таки религиозное поклонение нового типа».
Почепцов Г.Г., Русская семиотика, М., «Рефл-бук»; Киев «Ваклер», 2001 г., с. 272-274.
«Это роман-насмешка, неглубокий, как всякая насмешка, но в нём загадочная картинка откровенно пародируется, и «Вася» явственно висит вверх тормашками с голым задом. Внутренние препоны не помешали Эренбургу стать литературной обслугой сталинизма. Не помешал в этом и как бы несовместимый со сталинизмом вкус. Эренбург - западник, модернист, рокфорщик. Что ж - годился и такой, в конце концов. Ибо вкус тоже был неглубок, ориентирован на моду. И не мешал при случае утверждать нечто противоположное вкусу, как было, например, с Гудзенко и со Слуцким.
Была вакансия сталиниста-западника. Эренбург стал крайним западным флангом сталинизма. При множественности аспектов сталинизма победа Сталина была и победой российской провинции над космополитическим духом интеллигентско-дворянского Петербурга, вольтерьянского, фармазонского, байронического, воспарившего в Петербург Пушкина, Гоголя, Достоевского.
При Сталине все вожди говорили с провинциальным акцентом. Эренбург писал с акцентом парижским. Он ложь царям с улыбкой говорил. В старости, подводя итоги, он сказал о себе: «Я всю жизнь петлял». Петлять - значит плутать или путать.
В молодости, может, и плутал. А потом стал путать. И запутывал лихо. Никому не известно, кем он хотел стать. Скорей всего тем, чем стал. Делал вид, что хотел стать поэтом, но, на себя рассерчав, стал журналистом. На самом деле он прирождённый журналист. Поэзии нет в его природе. У него и ум, и глаз, и стиль журналиста. Он писал о временном, а делал вид, что пишет о времени.
В уме, однако, ему отказать нельзя. Он рано понял свою второсортность. И понял, каким образом второй сорт выдают за первый.
В литературе временной второй сорт, а то и третий выступают в ранге первого. Эренбург достаточно повидал в Париже людей, стяжавших посмертную славу. Но не у них он учился в «Ротонде». Его тянуло к мирской славе.
А прижизненную славу раздают не так, как посмертную».
Самойлов Д.С., Памятные записки, М., «Международные отношения», 1995 г., с. 240-241.
