«Состоятельному франкфуртскому бюргеру Иоганну Каспару Гёте, отошедшему от дел, было тридцать девять лет, когда его восемнадцатилетняя жена Катарина Элизабет 28 августа 1749 года родила ему сына Иоганна Вольфганга. Через год и четыре месяца она родила дочь Корнелию. Четверо других детей, два мальчика и две девочки, умерли в раннем детстве.
Доктор права, имперский советник Гёте был истинным сыном века Просвещения. Обладатель большой библиотеки в две тысячи книг и домашней картинной галереи, он хотел, чтобы его дети овладели всеми богатствами интеллектуальной культуры. Первые уроки чтения Вольфганг получил в три года. Ещё через год бабушка подарила ему кукольный театр. Гёте вложил впоследствии в уста героя романа «Годы учения Вильгельма Мейстера» рассказ о том, какую роль сыграло это детское развлечение в развитии его воображения. Об этом говорится также и в автобиографии «Из моей жизни. Поэзия и правда».
В семь лет Гёте начал учиться латинскому и греческому языкам, составлявшим тогда первооснову образованности. В девять лет он начал усваивать французский и стал брать уроки рисования. Отец Гёте покровительствовал художникам и часто заказывал им картины.
Французы, занявшие в ходе Семилетней войны Франкфурт, завезли туда актёров, и юный Гёте получил от деда билет, дававший ему право ежедневно посещать театр, чем он и пользовался, совершенствуя своё знание французского языка. Он посмотрел большое количество новых тогда комедий Детуша, Мариво, Лашоссе, слушал комическую оперу Руссо «Деревенский колдун», видел на сцене «Отца семейства» Дидро и нашумевшую тогда антипросветительскую сатиру Палиссо «Философы», в которой пародировался призыв Руссо вернуться к природе. «Из последней пьесы, - вспоминал впоследствии Гёте, - мне и сейчас ещё помнится фигура философа, который ползает на четвереньках и грызёт сырой кочан капусты».
К тому же времени относится первое знакомство мальчика Гёте с новинками буржуазной драмы - «Лондонским купцом» англичанина Джорджа Лилло и «Мисс Сарой Сампсон» Лессинга.
В одиннадцать лет, слушая, как отец учит Корнелию итальянскому, Гёте овладевает и этим языком; в тринадцать он берется за английский, а затем изучает древнееврейский. Гёте также немного знал немецко-еврейский, так как часто заглядывал во франкфуртское гетто. Для укрепления своего знания языков тринадцатилетний Гёте решает написать своеобразный эпистолярный роман, в котором переписку ведут члены одной семьи - братья и сестра. Старший из них описывает свои путешествия на хорошем немецком литературном языке. Отвечая ему, сестра пишет отрывистыми фразами. Брат-богослов пишет по-латыни с постскриптумами на древнегреческом. Третий брат служит в Гамбурге по торговым делам и пишет на английском, четвёртый - тоже коммерсант - сообщает о себе из Марселя на французском. Музыкант изъясняется, конечно, по-итальянски, а самый младший из братьев, оставшийся дома, пишет на еврейском языке. Разослав членов этой семьи в разные концы света, юный автор, чтобы не наделать ошибок, занялся пополнением знаний по географии.
В четырнадцать лет Вольфганг под руководством отца приступил к изучению юриспруденции. Он начал также учиться игре на фортепьяно и флейте.
Пятнадцатилетний Гёте принялся изучать античную философию.
Совершая дальние прогулки по окрестностям Франкфурта, Гёте много рисовал с натуры. В шестнадцать лет он стал брать уроки фехтования и верховой езды, одновременно серьёзно занимаясь изучением латинской литературы.
Круг чтения юного Гёте был велик. Он включал книги по истории, описания путешествий, нравоучительные романы вроде «Телемаха» Фенелона, «Робинзона Крузо» Дефо. Большое впечатление производили на него поэтические легенды. Он рассказывает в автобиографии, что «внимательно проштудировал «Метаморфозы» Овидия, в особенности первые книги, и мой юный мозг наполнился целой массой картин, событий, значительных и оригинальных образов... я уже никогда не скучал, непрестанно занятый переработкой этой поживы, повторением и воссозданием воспринятого».
Воображение юного Гёте поразили старинные народные книги: «Эйленшпигель», «Четыре Гаймонова сына», «Прекрасная Мелузина», «Император Октавиан», «Прекрасная Магелона», «Фортунат» «и все их родственники вплоть до «Вечного жида». У своего дяди, пастора Штарка, Гёте впервые прочитал Гомера в прозаическом переводе. «События, там изложенные, привели меня в несказанный восторг, - вспоминал Гёте, - я только не мог примириться с тем, что в повествовании отсутствуют исторические сведения о завоевании Трои и что оно обрывается на смерти Гектора. Я поделился своим неудовольствием с дядюшкой, и он посоветовал мне прочитать Вергилия, который вполне меня удовлетворил».
Спектакли французского театра побудили юного Гёте обратиться к классикам XVII века, и он, по его словам, «проштудировал всего Расина и Мольера, как и большинство пьес Корнеля». Познакомился он также с теоретическими спорами о драме во Франции XVII века, с «Рассуждением о трёх единствах» Корнеля, предисловиями Расина к его пьесам, с критикой их противников и, не сумев понять, почему современники осуждали то, что ему так нравилось, «отбросил весь этот старый хлам, уразумев, что даже авторы превосходнейших произведений, начиная вдаваться в теорию и пытаясь теоретически обосновать свои действия или же защититься от нападок, испросить прощения и пощады, отнюдь не всегда находили убедительные доводы». Тем не менее впоследствии Гёте сам уделил много внимания теоретическому обоснованию принципов своего творчества.
Что касается книг отечественных поэтов, отец Гёте покупал их с выбором. «Каниц, Гагедорн, Дроллингер, Геллерт, Крейц, Галлер в отличных кожаных переплетах рядком стояли на полке. Рядом помещался «Телемах» Нейкирха, «Освобождённый Иерусалим» Коппа и прочие переводные книги. Все эти томы я прочитал ещё в детстве и многое затвердил наизусть, отчего меня частенько звали к гостям, считая, что я сумею развлечь их».
Среди прочитанных в юности книг были также двухтомная всеобщая история - «Полигистор» Д.-Г. Моргофа и одно из крупнейших произведений французского свободомыслия - «Исторический и критический словарь» (1697-1702) Пьера Бейля. Вообще со свободомыслием юный Гёте познакомился рано. Он рассказал в автобиографии о нескольких людях, общение с которыми чрезвычайно расширило его умственный горизонт. Одним из них был надворный советник Гюсген, и строки, посвященные ему, заслуживают особого внимания.
«Ещё не успев как следует привыкнуть к его обществу и его поучениям, я понял, что он находится в оппозиции к богу и к людям. Одной из любимейших его книг был трактат Агриппы «О тщете наук». Он настойчиво рекомендовал мне прочесть его, чем на время привёл мой юный ум в немалое смятение... Однажды, когда он стал расписывать мне жизнь с её карикатурной стороны, я понял, что у него припасён ещё один крупный козырь. Он и правда, как всегда в подобных случаях, зажмурил левый слепой глаз, пристально вперился в меня правым, помедлил и произнёс своим гнусавым голосом: «Я и в господе Боге подсмотрел недостатки». Прочитал ли будущий автор «Фауста» трактат о тщете наук, из его рассказа не ясно, но что с мефистофелевским неверием в людей и отрицанием разумности божьего мироустройства он столкнулся очень рано, несомненно.
Мальчик Гёте участвовал в детских спектаклях. Он играл роль короля в пьесе немецкого писателя Элиаса Шлегеля «Канут» (1746) и Нерона в «Британике» Расина. Занимался он ещё и садоводством...
Как мы видим, юный Гёте имел немалые познания в истории, мифологии, богословии, юриспруденции, природоведении; кроме родного знал три древних и четыре новых иностранных языка, был начитан в старой и новой художественной литературе, интересовался живописью, рисовал, музицировал, играл на любительской сцене, фехтовал и занимался верховой ездой».
Аникст А.А., Творческий путь Гёте, М., «Художественная литература», 1986 г., с. 28-31.