Меры против софизмов в спорах по С.И. Поварнину
Если спор при слушателях, а софист ловко орудует с помощью своих уловок, шансы в борьбе часто слишком становятся различны. Он, напр., пускает в ход такой лживый или произвольный довод, разоблачить лживость или сомнительность которого перед данными слушателями очень трудно или даже невозможно. Довод его всецело основан на круге сведений и понятий, доступных данным слушателям или им свойственных, а потому совершенно для них ясен, понятен, прост и производит полную иллюзию неотразимой истинности. Для того чтобы показать всю ложность его, надо поднять слушателей над их кругозором, дать им запас новых сведений, внушить новые предпосылки; надо показать, что вопрос не так прост, как это кажется, а иногда, наоборот, очень сложен и запутан или даже не допускает достоверных решений.
Всё это часто совершенно неосуществимо. Если даже противник софист даст вам без помех развивать длинные рассуждения и обосновывать предпосылки, то иной слушатель не станет их слушать: сбежит, заснет, запротестует. Всё сложное, запутанное, неопределенное в рассуждении он склонен приписать изъяну вашего мышления. Напрягать внимание, чтобы следить за нашими новыми или трудными для него рассуждениями, - ему тяжело. Между тем «на ясном и простом» доводе противника он «отдыхает». «Вот молодец! - говорит ясно, просто хватает саму суть. А тот - как пошёл крутить! С одной стороны нельзя не признаться, с другой - нельзя не сознаться... Слушать тошно». Вот пример для илллюстрации. Спорят о «Константинополе и проливах» - нужно требовать их или нет? Слушатели - тёмные рабочие и крестьяне, для которых весь мир вмещается, как для гоголевского героя, в пространстве «по ту и по эту сторону Диканьки». Противник-софист говорит: «Сами подумайте - люди вы взрослые. Зачем нам, мужикам, тот Константинополь? И какие-то проливы? Зачем мы будем за него нашу кровь проливать? И так достаточно пролито. А кто хочет Константинополя? Вы посмотрите: кто рабочий, кто крестьяне - те все не хотят. А хлопочут буржуи, капиталисты, богачи. Им это, небось, на руку. Им это первое дело, чтобы нажиться. Так пусть сами идут и свою кровь проливают. А нашей - довольно попили. Больше не дадим».
Попытайтесь разоблачить ошибочность этих доводов перед такой аудиторией из рабочих и крестьян. Вы увидите, как это трудно, когда даже в голову многих интеллигентов не вмещаются те возражения, которые можно привести против этой примитивной аргументации.
Вот почему люди, вполне честные и корректные, разрешают себе в крайних случаях отвечать на софизмы и уловки противника уловками и софизмами, когда спор идет о важных вопросах общественного, государственного и т. п. значения. Нечего лицемерить: этот способ борьбы с нечестным противником встречается нередко в тактике партий, в дипломатии и т. д., и т. д., и т.д. Различаются лишь пределами, до которых доходит пользование ими. Но, повторяем, это дело совести каждого.
Во всяком случае, слова Шопенгауэра по этому вопросу нельзя принимать без ограничения: «Если мы видим, - говорит он, - что противник пустил в ход мнимый или софистический аргумент, то, конечно, можно разбить последний, показав его ложность и обманчивую видимость. Но лучше возразить ему столь же мнимым и софистическим аргументом и нанести поражение этим путём» (Eristische Dialek-tik. Kunstgr. 21). Выходит, что на софизмы всегда лучше отвечать софизмами. Это уж очевидная крайность. На слова Шопенгауэра позволительно ответить так: «Где можно, там лучше не пачкаться в грязи».
Поварнин С.И., Спор. О теории и практике спора, М., «Флинта»; «Наука», 2002 г., с. 106-109.