Характеристика В.И. Ленина как политического лидера
«Ленин был первым представителем нового вида профессиональных организаторов тоталитарной политики. Вероятно, ни в ранней молодости, ни позже ему не приходило в голову, что существовали и другие виды человеческой деятельности, которыми стоило бы заниматься. Как анахорет он повернулся спиной к обыкновенному миру.
Ленин с презрением отверг предложение своей матери заняться земледелием.
Несколько недель он работал адвокатом и возненавидел эту работу. После этого он никогда не имел другого вида работы или занятия, так как его журналистика была просто функцией его политической жизни.
Но его политика была политикой жреческой, а не народной. Ленин окружил себя официальными публикациями, историческими и экономическими трудами. Он не сделал никакой попытки непосредственно поинтересоваться взглядами и условиями жизни масс. Идея об изучении мнения избирателей была для него анафемой - «ненаучной». Он никогда не посещал фабрик и не приближался к сельскому хозяйству. У него не было никакого интереса к тому, какими путями создается богатство. Его никогда не видели в рабочих кварталах городов, в которых он жил. Вся его жизнь протекла среди членов его собственного подкласса - буржуазной интеллигенции, в которой он видел уникальное привилегированное духовенство, одарённое особыми знаниями и избранное самой историей для решающей роли. Социализм, писал он, цитируя Карла Каутского, - продукт «глубокого научного познания... Носителем [этой] науки является не пролетариат, а буржуазная интеллигенция: современный социализм рождается в умах отдельных членов этого класса».
Отдельных членов - или одного отдельного члена? На практике оказалось последнее. За двадцать лет до своей революции Ленин создал собственную фракцию среди социал-демократов - фракцию большевиков, отделил её от меньшевиков (или меньшинства) и стал после этого её абсолютным господином. Этот процесс, воля к власти в действии, был хорошо документирован его критически настроенными товарищами.
Плеханов, действительный создатель русского марксизма, через чью организацию «Искра» Ленин впервые стал известным, обвинял его в «поддержке сектантского духа исключительности». Он «смешивал диктатуру пролетариата с диктатурой над пролетариатом» и пытался создать «бонапартизм, если и не абсолютную монархию, в старом дореволюционном стиле». Вера Засулич говорила, что вскоре после того, как Ленин пришёл в «Искру», газета превратилась из дружного семейства в личную диктатуру. Ленинское представление о партии, писала она, это представление Луи XIV о государстве – moi.
В том же 1904 г. Троцкий назвал Ленина Робеспьером и террористическим диктатором, который пытается превратить партийное руководство в комитет общественной безопасности. Методы Ленина, писал он в своей статье «Наши политические задачи», являются «мрачной картиной трагической непримиримости якобинцев... партия подменяется партийной организацией, организация - Центральным комитетом и, наконец, Центральный комитет - диктатором».
Шесть лет спустя, в 1910 г., мадам Кржижановская писала: «Это человек, вставший против всей партии. Он разрушает партию». В 1914 г. Чарльз Раппапорт, восхваляя Ленина как «несравненного организатора», добавлял: «Но он считает социалистом только себя… Война объявляется каждому, кто отличается от него. Вместо того, чтобы бороться со своими оппонентами в социал-демократической партии социалистическими методами, т.е. аргументами, Ленин использует только хирургические методы такие, как «пускание крови». Никакая партия не может существовать при режиме этого социал-демократического царя, который считает себя сверхмарксистом, но в действительности является только авантюристом высокого ранга».
Приговор был следующим: «Победа Ленина была бы самой большой опасностью для русской революции... Он удушит её». Два года спустя, накануне революции, Вячеслав Менжинский описывал его как «политического иезуита,... незаконнорождённого дитя русского абсолютизма,...естественного наследника русского трона».
Внушительное единодушие этого критического анализа Ленина за двадцатилетний период, данного людьми, близко разделявшими его цели, свидетельствует об одной устрашающей последовательности характера Ленина. Он отметал в сторону атаки, которые, как видно, никогда и не заставляли его остановиться или задуматься хотя бы на секунду. В его броне не было ни одной трещины. Авторитарный? Разумеется. «Классами руководит партия, а партией руководят личности, которые называются лидерами... Это - азбучная истина. Воля класса иногда исполняется диктатором».
Значение имело только то, чтобы миропомазанный индивид, человек, избранный историей обладать необходимыми познаниями, в назначенное время смог понять и, таким образом, быть в состоянии растолковать священные тексты. Ленин всегда настаивал, что марксизм идентичен объективной истине. «В философии марксизма, - писал он, - вылитой из одного куска стали, нельзя вынуть ни одной основной посылки, ни одной существенной части, не отходя от объективной истины». Он сказал Валентинову: «Ортодоксальный марксизм не нуждается ни в какой ревизии ни в области философии, ни в теории политэкономии, ни в теории исторического развития».
Уверовав в это, а также в то, что сам он был назначенным свыше толкователем, так же, как Кальвин толковал Святое писание в своих Институтах (Трактаты Кальвина, где обосновывались гонения на инакомыслящих – Прим. И.Л. Викентьева). Ленин обязан был смотреть на ересь даже с большим ожесточением, чем на неверных. Отсюда и удивительная злоба в ругани, которой он постоянно осыпал своих оппонентов в партии, приписывая им самые низменные мотивы и пытаясь уничтожить их морально, даже если речь шла о незначительных моментах его доктрины. Вид языка, использовавшегося Лениным, с его метафорами, вышедшими из джунглей и сельского двора, и его грубый отказ сделать хотя бы малейшее усилие к человеческому взаимопониманию, напоминал odium theologicum (теологическая ненависть), отравлявшую христианские диспуты о Троице в шестом и седьмом веках, или об эвхаристии в шестнадцатом веке.
И, разумеется, после того как словесная ненависть была подогрета до предельной точки, в конце концов обязательно должна была пролиться кровь. Как печально отмечал Эразм о лютеранах и папистах: «Долгая война в словах и писаниях закончится ударами», - так и происходило на протяжении целого века. Ленин ничуть не страшился подобной перспективы. Как воинственные теологи, занимаясь достаточно тривиальными на непосвящённый взгляд вопросами, ощущали, что, в сущности, решают, будут ли бессчётные миллионы душ гореть в аду целую вечность, так и Ленин знал, что приближался роковой перелом в цивилизации, в котором будущая судьба человечества будет решена историей, а сам он будет её пророком. Bo-имя этого стоит пролить немного крови, а, может, и побольше.
И всё же любопытно, что при всей своей видимой ортодоксальности Ленин был очень далёк от ортодоксального марксиста. В существенных элементах он даже вообще не был марксистом. Он часто использовал методологию Маркса и применял диалектику, чтобы оправдать свои выводы, к которым приходил интуитивно. Но он полностью пренебрегал самим ядром марксистской идеологии - исторической детерминированностью революции. В глубине своей души Ленин был не детерминистом, а волюнтаристом: решающую роль играет человеческая воля, а, конкретно, - его».
Пол Джонсон, Современность: Мир с Двадцатых по Девяностые годы, Часть I, М., «Анубис», с. 66-68.
