Скорости развития систем, их элементов и окружения, как правило, различны
Эволюционные идеиРазвитие эволюционных идей
X
Г.С. Альтшуллер как в своих книгах по теории изобретательства, так и в научно-фантастических произведениях писал об ускорении смены научных картин мира, парадигм, гипотез, образцов техники и т.п.
«Весь смысл теории изобретательства, в сущности, состоит в том, что задачи, сегодня по праву числящиеся творческими, она позволяет решать на том уровне организации умственного труда, который будет завтра.
Изобретатель обычно «сражается» с задачей, имея оружие примерно такого совершенства, как лук и стрелы. Использовать теорию изобретательства - это всё равно, что заменить копьё скорострельным автоматом.
Конечно, сражаться с помощью лука и стрел романтичнее, чем бить по цели из автомата. Но человек всегда найдёт возможность проявить свои романтичные наклонности. В изобретательстве же важен результат.
В прошлом изобретатели нередко отдавали всю жизнь решению одной задачи. Они проявляли героическое упорство, годами атакуя задачу с разных сторон. Героизму этих изобретателей нельзя не отдать должное.
Но надо видеть и оборотную сторону медали: «производительность труда» изобретателей была крайне низкой. За романтику охоты с помощью лука и стрел приходилось расплачиваться сроками: охота шла слишком долго и подчас не давала никаких (или почти никаких) результатов в течение многих десятилетий».
Альтшуллер Г.С., Основы изобретательства, Воронеж, «Центрально-чернозёмное книжное издательство», 1964 г., с. 106.
В научно-фантастическом рассказе эта тема раскрыта подробнее:
«Я изрядно помучился с этой статьей - уж очень невыигрышной была тема. Ну что можно сказать на трёх страничках - о прошлом, настоящем и будущем машин?..
Недели две я просто не знал, как подступиться к статье, а потом нашёл любопытный приём: пересчитал мощность всех машин на человеческие силы, на прислуживающих нам условных рабов. Киловатт заменяет десять крепких рабов; в общем-то, простая арифметика. Я взял жалкие цифры конца XVIII века - они немногим отличались от нуля - и проследил их судьбу: мучительно медленный, почти неощутимый рост на протяжении столетия, затем подъём, становящийся всё круче и круче, почти вертикальный взлёт после Второй мировой войны (десятки и сотни условных рабов на человека) и, наконец, нынешний год, к которому каждый из нас стал богаче римского сенатора.
«Размышления рабовладельца» (так я назвал статью) были отосланы, но меня не оставляло какое-то смутное неудовлетворение. Оно не проходило, и, разозлившись, я переворошил заново все цифры.
Нет чувства острее, чем то, которое испытываешь, приближаясь к открытию. Быть может, это передалось нам от очень далёких предков, умевших в хаосе первобытного леса ощутить странное и молниеносно настроить каждый нерв, каждую клеточку еще не окрепшего мозга в такт его едва различимым шагам.
Теперь я могу объяснить всё в нескольких словах, будто и не было долгих, временами казавшихся безнадёжными поисков.
Жизнь машины, любой машины, становится слишком короткой: в среднем около трёх-четырёх лет. Машина могла бы жить раз в восемь или десять дольше, но наука открывает новые, более совершенные принципы - приходится менять всю нашу технику.
Промежутки между открытиями укорачиваются, и неизбежно наступит время, когда мы должны будем менять машины (подчеркиваю - все машины, весь огромный технический мир) ежегодно, потом ежечасно, ежеминутно.
А иначе - куда денется стремительно нарастающая лавина открытий?..
Быть может, я не нашёл бы ответа на этот вопрос. Скорее всего, не нашел бы. Есть вопросы, имеющие ехидное свойство появляться задолго до того времени, когда на них можно ответить».
Генрих Альтов, Ослик и аксиома / в Сб.: Опаляющий разум, М., «Детская литература», 1968 г., с. 158-160.