Биографии, автобиографии и мемуары
Различные воспоминания о творчестве и творцах…
ПублицистикаПублицистические произведения о проблемах и вопросах творчества
X
Исполнитель-виртуоз Эмиль Гилельс по оценке Г.М. Когана
«Пианистов, да и вообще исполнителей, часто делят на две категории: на умелых, но рассудочных мастеров и на артистов «стихийного» типа, обычно неровных, но способных подниматься до чрезвычайных высот, когда находятся «в ударе», «во власти вдохновения». Гилельс не принадлежит ни к тем, ни к другим.
Его игра полна вдохновения, временами поистине стихийного, но никогда не оказывается в его власти. Гилельс всегда властвует над своим вдохновением - подобно тому, как эллинский Зевс властвовал над громами, управлял ими, по своей воле то посылая их в нужном направлении, то укрощая, держа их запертыми, «в резерве». «Громы в руках Юпитера, и что ж: он спокоен; часто ли слышно, что он загремит?.. А посади на его место...»
Вот это редкое сочетание, казалось бы, противоположных качеств, поразительная гармония между мастерством и вдохновением, умение «взнуздывать» последнее, держать его всегда во власти артиста - это то, что едва ли не больше всего восхищает меня в искусстве Гилельса, одновременно «львином» по стихийной мощи и «античном» по стройности воплощения задуманного.
Легко ли далась Гилельсу такая стройность, такая гармония? Не думаю. За ней, вероятно, годы труда, усилий, раздумий, «творческих мук». Но в отличие от многих артистов Гилельс никогда не выносит на эстраду поиски, искания: он выходит только с найденным. И это найденное выглядит всегда просто, кажется само собой разумеющимся - но только кажется...
Всё ли в фортепианной литературе так «найдено» Гилельсом? Нет, не всё. Я вообще не верю в существование неких «всеядных» артистов, которым якобы одинаково «открыты» все композиторские индивидуальности всех эпох, всех стилей. Легенды о таких артистах на поверку, с течением времени всегда оказываются мифом: хороший пример - Гофман, пользовавшийся у современников репутацией идеального интерпретатора всех стилей и оказавшийся таковым лишь в отношении очень ограниченного круга авторов. Даже великий Антон Рубинштейн, как мы знаем, гениально исполнявший Бетховена, Мендельсона, Шумана, Шопена, не имел настоящего «ключа» ни к Баху, ни к Моцарту, ни к Листу, ни к Брамсу. Гилельс тоже не «всеяден». Бах и Моцарт, Скрябин и Дебюсси не занимают заметного места в его репертуаре. Да и Шопен, которого он играет много и пианистически великолепно, но кажется мне, по правде говоря, «схваченным» им в своей глубинной, настоящей сути. Гилельс - натура мужественная, стремящаяся всегда к ясности; в Шопене же наряду с этим много женственного, он часто ограничивается намёками, разгадка которых таится в «подтексте». Недаром Чайковский предпочитал ему «более мужественного» Шумана.
Но и за вычетом названных композиторов у Гилельса остаётся достаточно обширное поле деятельности. Он замечательно играет таких разных композиторов, как Бетховен и Рахманинов, Шуман и Прокофьев, да и ряд других. Разве этого мало?
Эту общую характеристику хотелось бы не то что дополнить, но как бы конкретизировать на примере какого-нибудь одного исполнения. В качестве примера возьму хотя бы сравнительно недавно слышанное мною исполнение Гилельсом Пятого концерта Es-dur Бетховена (ор. 73).
Было это 16 сентября прошлого года в симфоническом концерте Нью-Йоркского оркестра. Не стоит и говорить о том, что концерт был сыгран технически безупречно, отчётливо, ясно во всех подробностях - к этому Гилельс приучил нас давно, такие вещи сами собой разумеются, когда речь идет об этом пианисте. Нельзя, впрочем, не отметить удивительные по красоте звучания «жемчужные» пассажи в первой части, проникновенные эпизоды piano в той же части и на всем протяжении второй. Главное, однако, было не в этих деталях, а в общем впечатлении от всего концерта в целом, интерпретированного на редкость мудро, зрело, я бы сказал - конгениально авторскому замыслу.
Что же нового, особенного внёс Гилельс в трактовку этого произведения, что он придумал тут такого необычного, небывалого? А ничего, ничего не «придумал». Мудрость его исполнения состояла в данном случае в том, что он ни капли не мудрствовал, играл удивительно просто; я бы сказал, просто точно делал всё, что нужно. Простота и точность были главные «секреты» его исполнения. Говорят, Бах когда-то сказал, что всё искусство клавириста сводится к тому, чтобы класть пальцы на нужные клавиши и во время нажимать на них. Вот и Гилельс просто-напросто нажимал точно нужные клавиши, точно в нужное время, с нужной силой, в нужном оттенке звучания, Вы скажете: это очень просто. Попробуйте...
Я много раз слышал Пятый концерт Бетховена в исполнении различных превосходных пианистов, но это было едва ли не лучшее. И таких исполнений я мог бы назвать не одно. Пусть не во всех стилях, но во многих из них, в ряде произведений Гилельс достиг сегодня таких высот, такой гармонии между замыслом и его осуществлением, такого совершенства пианистического воплощения, подобных которым трудно встретить на современной пианистической эстраде. Гилельс сегодня занимает на ней одно из первых мест, рядом с лучшими из лучших; и если не во всех, то во многих отношениях он, думается, вряд ли имеет себе равных среди пианистов мира».
Коган Г.М., Эмиль Гилельс / Избранные статьи, Выпуск 3, М., «Советский композитор», 1985 г., с. 85-87.
