Недостатки русской интеллигенции / интеллигентов по оценке В.Е. Триодина
«Начнём с того, что веховцы выделяли интеллигента как особую культурную категорию из образованного, культурного слоя российского общества. Её духовную физиономию определяли такие характерологические черты, которые не были свойственны подлинным носителям культуры.
Веховцы не считали возможным обогащать ряд интеллигентов именами А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского.
Неадекватность трактовки понятия «интеллигент» в конце прошлого века и на рубеже нового тысячелетия лучше всего проиллюстрировать на примере А.П. Чехова. Для нашего современника А.П. Чехов - эталон интеллигентности. Но сам-то Чехов отзывался об интеллигентах так: «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо её притеснители выходят из её же недр».
Интеллигенты были своеобразным монашеским орденом, члены которого были отчуждены от государства и враждебны ему. Мерилом святости для интеллигента был народ. Перед народом интеллигент испытывал чувство виновности, своего рода «социальное покаяние». Это накладывало отпечаток особой углублённости и страдания на лицо интеллигента. Но народ не понимал и даже ненавидел интеллигентов.
Они для него были человекоподобными чудищами, людьми без Бога в душе. И это была правда. Потому что атеизм был родовой чертой интеллигентов. Отношение к религии определяло особое мировоззрение интеллигенции и связанный с ним её духовный склад. Интеллигенты думали, что народ разнится от них только степенью образованности. Оказалось, что это совсем другой генотип. Созидательные силы интеллигента всегда были слабее разрушительных.
Они были плохими учителями, плохими инженерами, непрактичными техниками. Они плохо учились. Уровень философской культуры интеллигенции был низким. В сознании русской интеллигенции европейские философские учения воспринимались в искажённом виде.
Интересы распределения и уравнения в сознании и чувствах русской интеллигенции всегда доминировали над интересами производства и творчества. И, наконец, жертвенность интеллигенции. Интеллигент исповедовал, что свято только стремление принести себя в жертву. Поиск подвига, ведущего к крестной смерти, - основополагающая черта интеллигента. Психическое состояние интеллигенции определялось этой исходной позицией. Она завораживала её ум и парализовала совесть: всё освящается, что заканчивается смертью, всё дозволено тому, кто идёт на смерть.
Для всех, кто ежеминутно готов умереть, не представляют самостоятельной ценности ни нравственность, ни творчество, ни тем более вопросы быта. Интеллигентский быт ужасен, мерзость запустения, неряшливость, неаккуратность - необходимые атрибуты личной жизни. Семейная жизнь интеллигента неустроена, неупорядочена, надрывна. («Мы бездомны, бессемейны, бесчинны, нищи», - писал десятилетие спустя после опубликования «Вех» А.А. Блок.)
«Обречённость» придавала интеллигентам особый нравственный облик, но ясно, что построить жизнь на идеале смерти нет никакой возможности. Поэтому переустройство России связано с коренным переломом, всесторонним переворотом в психологии интеллигента. Вместо любви к смерти основным мотивом деятельности должна стать любовь к жизни. Основную задачу времени веховцы видели в появлении нового идеала, способного пробудить в интеллигенции любовь к жизни. Можно сказать шире - весь сборник «Вехи» есть программный документ по преодолению тех негативных черт, которые были свойственны российской интеллигенции».
Триодин В.Е., председатель Санкт-Петербургского отделения Российского творческого союза работников культуры, заслуженный работник культуры России, заведующий кафедрой теории социально-культурной деятельности Санкт-Петербургского Гуманитарного университета профсоюзов, доктор педагогических наук, профессор, Русский интеллигент глазами авторов «Вех», в Сб.: Судьба российской интеллигенции, СПб, «СПбГУП» / Сост. и отв. редактор В.Е. Триодин, 1999 г., с. 346-348.
