В древних Афинах имела места реакция против «просвещения». Точные причины этого: борьба за власть, конкуренция, зависть, обычное непонимание – нам не известны…
«Примерно в 432 году до н.э., возможно, годом-двумя позднее, неверие в сверхъестественное и преподавание астрономии стало преступлением.
Последующее тридцатилетие отмечено серией беспрецедентных в афинской истории процессов над «еретиками». В числе жертв оказались ведущие представители прогрессивного мировоззрения: Анаксагор, Диагор, Сократ, скорее всего, Протагор и, возможно, Эврипид.
Во всех этих случаях, за исключением последнего, преследователи добились своего: Анаксагор, вероятно, был оштрафован и изгнан из Афин; Диагор был вынужден спасаться бегством; то же самое, видимо, произошло и с Протагором; Сократ, у которого была возможность бежать и который мог просить судей об изгнании, предпочёл выпить чашу с цикутой.
Но все это люди знаменитые.
Сколько же пострадало за свои убеждения простых людей, имена которых не сохранились, точно неизвестно. Однако даже тех оснований, которыми мы располагаем, вполне достаточно, чтобы утверждать, что великая эпоха древнегреческого «просвещения» была также, как, впрочем, и наше время, эпохой великих гонений и репрессий, эпохой преследования ученых и мыслителей, эпохой затмения разума и даже (если мы поверим традиции о Протагоре) эпохой сжигания книг.
Всё это поражало и приводило в замешательство профессоров XIX века, не имевших, в отличие от людей XX века, опыта знакомства с подобным человеческим поведением. Но главное, что ставило их в тупик, - это то, что всё случившееся произошло в Афинах, этом «училище Эллады» и «средоточии философии», и, насколько нам позволяют судить источники, нигде более в Греции.
Отсюда и известная тенденция не обращать внимания на приведённые факты и, насколько это возможно, трактовать их как вымышленные; там же, где это возможно, объяснять причины преследований политическими мотивами. Иногда последнее и в самом деле имело место: обвинители Анаксагора выступали, по словам Плутарха, главным образом против его покровителя Перикла; и Сократ, возможно, избёг бы казни, если бы его имя не ассоциировалось с людьми типа Крития и Аткивиада. Но даже признавая важность политического фактора, всё же необходимо объяснить, почему в данный период обвинение в безверии так часто выбиралось как самое верное средство для расправы с нежелательными гражданами или политическими оппонентами. Следует признать распространение в ту эпоху в широких массах повышенной религиозной нетерпимости, которую политики могли легко использовать в своих собственных целях. Но для появления этой нетерпимости была своя, особая причина.
Нильсон полагает, что нетерпимость подхлёстывалась профессиональными предсказателями будущего, увидевшими в распространении рационализма опасность для своего существования. Похоже, что это в самом деле имело место. Инициатором упомянутого выше закона, вызвавшего преследования, был профессиональный предсказатель будущего Диопиф; Анаксагор вывел на свет истинную природу так называемых «толкователей предзнаменований»; и хотя у Сократа был свой собственный «оракул», именно это и могло вызвать к нему зависть со стороны гадателей. Но их влияние было всё же очень ограниченным.
Если судить по постоянным насмешкам, отпускаемым в их адрес Аристофаном, гадателей не очень-то любили и (за исключением периодов кризиса), мало им доверяли. Таким образом, как политики, они могли лишь играть на религиозных настроениях людей, но вызвать они их не могли.
Более важным фактором, видимо, было влияние истерии военного времени. Если мы примем во внимание тот факт, что тень войны появляется задолго до её начала и что эмоциональные потрясения войны продолжают сказываться многие годы спустя после её окончания, то эпоха преследований почти точно совпадает с самой продолжительной и самой разрушительной войной в греческой истории. Это совпадение вряд ли случайно. Исследователями не раз отмечалось, что «в опасные для общества времена свойственная ему тенденция конформизма необычайно усиливается: все его члены сплачиваются и становятся даже более нетерпимы к чужому, чем маньяки». Все мы видели справедливость этого наблюдения на примере двух последних войн и поэтому можем с большой долей вероятности предположить, что и в античности это было не иначе. В античности, кроме того, существовали сознательные основания настаивать в годы войны на религиозном конформизме, тогда как у нас они носят исключительно бессознательный характер.
Оскорблять богов, сомневаясь в их существовании или называя солнце булыжником, было весьма рискованно и в мирное время; но во время войны это была прямая измена: оскорбление богов вело к тому, что они начинали помогать противнику».
Эрик Доддс, Греки и иррациональное, М.-СПб, «Университетская книга», 2000 г., с.194-196.
