Душевные отклонения и болезни...
Психологические защитыМеханизмы психологических защит
РелигииРелигиозные воззрения, явно повлиявшие на культурный процесс…
Мистика и творчествоМистика и творчество
Имитация решенияИмитация решения проблемы/задачи, в частном случае: ммитация + самооправдание нерешения
X
Плутарх, знавший истину, демонстрирует всю двусмысленность теории «паров» и, похоже, в конце концов подводит читателя к убеждению отказаться от неё; но, подобно философам-стоикам, учёные XIX века охотно ухватились за связанное с этими «парами» вполне материалистическое объяснение. О теории «паров» слышно теперь всё меньше и меньше, особенно с тех пор, как раскопки французских археологов показали, что никаких признаков этих «паров» не сохранилось, как нет и никогда не было какой-либо «расселины», из которой они якобы выделялись. На самом деле в подобного рода объяснениях нет никакой необходимости; и если один-два современных учёных всё ещё склонны к ним прибегать, то происходит это только потому, что они пренебрегают свидетельствами антропологии и психологии, изучающей душевные отклонения.
Исследователи, приписывающие транс пифии её отравлению ядовитыми испарениями, естественно, приходят к выводу, что «бессвязный бред» пифии имеет мало общего с ответом, который получал проситель от оракула; с этой точки зрения, ответы должны были быть ничем иным, как продуктом сознательного и добровольного самообмана, и репутация оракула в этом случае должна была основываться отчасти на его продуманной организации и прекрасном обслуживании клиентов, отчасти - на определённом подлоге ответов пифии, происходившем post eventum (Латинское выражение, означающее – «после события» - Прим. И.Л. Викентьева). Однако существует ряд свидетельств, которые определённо показывают, что, по крайней мере, в самые ранние времена ответы полностью основывались на словах пифии: когда Клеомеп собирался подкупить оракул, чтобы тот дал ответ, какой ему хотелось, то он обратился, если верить Геродоту, не к Prophetes (Предсказатель, толковавший слова пифии - Прим. И.Л. Викентьева) и не к Hosioi (Помощник Prophetes - Прим. И.Л. Викентьева), но к самой пифии, и в конце концов добился желаемого.
Но и в поздние времена, судя по описанию Плутарха, просители, хотя и не всегда, могли слышать подлинные слова впавшей в транс пифии, которые в этих случаях Prophetes вряд ли мог сильно исказить. Тем не менее, мы вынуждены признать правоту профессора Парка, что «история Дельф демонстрирует достаточно примеров, не оставляющих ничего другого, как заключить, что человеческий разум при определённых обстоятельствах мог иметь в процессе предсказания решающее значение». Необходимость приводить слова пифии в порядок, соотносить их смысл с заданным вопросом и - временами, но не всегда - излагать их в стихах, очевидно, предоставляла большой простор влиянию человеческого разума. Мы не можем заглянуть в сознание дельфийских жрецов, но приписывать подобные манипуляции главным образом их сознательному и циничному обману представляется, на мой взгляд, чрезмерным упрощением картины. Как и в случае с современным спиритизмом, похоже, что значительная часть имевшего место обмана была продуктом абсолютной веры тех, кто полностью доверял оракулу.
Как бы то ни было, редкость открыто выраженного скептицизма в отношении Дельф в доримский период поражает. Престиж этого оракула, должно быть, был очень глубоко укоренён в сознании людей, настолько, что сумел пережить даже последствия его скандального поведения в период Персидских войн. Аполлон в тех обстоятельствах не выказал ни способности достоверно предсказывать, ни патриотизма, однако люди от него не отвернулись; наоборот, неуклюжие попытки оракула загладить вину и отказаться от своих слов, кажется, были приняты всеми безоговорочно.
Объяснение этому, по моему мнению, следует искать в желании опереться на сверхъестественное, на авторитет, превышающий человеческие возможности, представляется особенно важной.
Но в Греции не было ни Библии, ни церкви; вот почему Аполлон, земной служитель небесного Отца, заполнил образовавшуюся брешь. Не будь Дельф, греческое общество вряд ли смогло выдержать то напряжение, которому оно оказалось подвержено в архаическую эпоху.
Разрушительное чувство человеческого неведения и незащищённости, страх перед божественным phthonos, страх перед миазмой, их всеподавляющее бремя стали бы невыносимыми без поддержки, исходящей от всеведающего божественного советчика, поддержки, служившей заверением в том, что помимо этого хаоса существует некий мир знания и целесообразности.
«Мне ведомо число песчинок и пределы моря»; или, как сказал уже другой Бог другому народу, «все волосы на вашей главе сочтены». Опираясь на свое божественное ведение, Аполлон мог сказать, что следует делать, когда вы испытываете тревогу или страх; он знал правила сложной игры, в которую боги играют с людьми; он был «отвращающим зло».
Греки верили оракулам не потому, что были суеверными глупцами, но потому, что без этой веры любое деяние становилось для них невозможным.
И когда в эллинистический период значение Дельф сошло на нет, то главной причиной этого, по моему мнению, была не та, что люди стали более скептически мыслить, как считал Цицерон, но та, что распространились новые формы религиозного утешения».
Эрик Доддс, Греки и иррациональное, М.-СПб, «Университетская книга», 2000 г., с. 80-85.
