Отсутствие проверок экспериментов / опытов в лаборатории Т.Д. Лысенко

В 60-е годы XX века Т.Д. Лысенко работал заведующим лабораторией Экспериментальной научно-исследовательской базы АН СССР «Горки Ленинские». Научные сотрудники писали жалобы на своего руководителя и их поехал расследовать журналист А.А. Аграновский.

«Пять лет подряд во многих районах страны проверялось действие органо-минеральных смесей, заложено было около четырёхсот опытов - нет, не подтвердились данные Горок. Потом четыре года изучались навозно-земляные компосты, и снова пятьдесят семь научных учреждений, сто сорок семь опытов - нет подтверждения. Что за диво? Может, ошиблись почвоведы? Может, все они шагают не в ногу?

Я обращаюсь к труду самого академика Т. Д. Лысенко «Почвенное питание растений - коренной вопрос науки земледелия» (третье, дополненное издание). На стр. 192 читаю: «По нашим предположениям, 10 т. правильно приготовленного навозно-земляного компоста по своей удобрительной ценности равны 30-40 т. хорошего навоза». На стр. 199 -узнаю, что V 10-20 тонн компоста действуют лучше 20 тонн хорошего навоза. Далее выясняется, что тонна компоста «не хуже, а лучше», тонны навоза (стр. 204). И наконец, что тонна компоста равна по своему действию тонне навоза (стр. 212).
Всё это у одного автора.
Всё это в одной книге.
Придётся нам продолжить разговор, начатый в последней статье Олега Писаржевского. В сущности, он ещё раньше начал его - в очерке «Дружба наук и её нарушения», напечатанном лет десять назад. Разговор о строгости, о чистоте, о честности эксперимента.

Традиции опытного дела, в русской науке давние и прочные, предписывают учёному щепетильную ответственность за каждую публикуемую цифру. Для этого есть методика обработки полученных данных, есть приёмы установления степени их достоверности, есть обязательное требование повторности. Всё это азы опытного дела, начало начал, известные даже студентам. И если опыт проведен чисто, то он всегда может быть повторен и всюду должен дать тот же результат. Иначе бы не было науки.

Я заговорил об этом с главным зоотехником, когда приехал к нему во второй раз. Мне уже было известно, что оформлены документы на присуждение тов. Москаленко Д. М. учёной степени кандидата сельскохозяйственных наук (без защиты)... Тут можно бы вспомнить проблему, которая занимала меня в другой статье: человека тянут в науку только на основании сочувственных характеристик и хороших анкет. Увидишь эдакое и в самом деле придешь к мысли, что  диссертационный путь всё-таки лучше. Но я в тех же Горках встречал «нормально» остепененных кандидатов, грамотность которых (не говоря уж о научных заслугах) была примерно на том же уровне. Нет, диссертация для таких тоже не преграда. В условиях монополизма в науке они всё равно будут проходить и пролезать.

Как бы там ни было, зная, что Москаленко «без пяти минут кандидат», я уже с полным правом спросил у него, как именно велись исследования на ферме. Ставились ли контрольные опыты? И если ставились, то почему не вышло «повторности» в совхозах «Красная пойма», «Раменское», «Коммунарка» и многих других? Почему даже в соседнем колхозе, имени Владимира Ильича, бросили заниматься джерсеями и создают ферму айширского скота?

Он отвечал мне в таком смысле, что биология - это не физика, что культура в сельском хозяйстве низка, лодырей много, пьяниц, часто меняются люди («хвост дудкой и пошёл!»), а главное, уровень кормления совсем не тот. Согласно теории, разработанной в Горках, именно кормлением можно заставить эмбрион развиваться в нужную нам сторону. Вся наследственность зависит от этого! Будешь стельную корову обыкновенно кормить - тёлка пойдет «в мать», сильно будешь кормить - «в отца». В этом суть. И если уж она пойдёт в отца, в джерсея, то вы можете потом отдать тёлку на самую бедную ферму, кормить её можете плохо, и от этого снизятся удои, но жирность молока всё равно сохранится высокая.

Уважаемый читатель, вы не биолог, не академик и даже не кандидат наук. Какой опыт поставили бы вы ради проверки такой важной теории? (Заметьте, не о законах науки говорим мы здесь, а о законах делания науки, об этом и мы вправе судить.) Видимо, вы взяли бы двух, хотя бы двух, стельных коров, по-разному кормили их, а после сравнили бы приплод. Так или не так?


- Нет, - задумчиво сказал Москаленко, - опыт такой не поставишь. Доярка пожалеет корову, подбросит сенца.
- Но неужто нет у вас ни одного подтверждения?
- Есть, - сказал он. - Очень даже интересное.

И повёл меня в дальний угол скотного двора. История была такая. Джерсейского быка Дорожного давали здешним работникам для улучшения породы их личного скота. Потом скупили тёлок, и они выросли, стали коровами и заняли угол.

- Вот я и смотрю, - продолжал Москаленко, - жирность молока у них у всех разная. Видите табличку? У этой самая большая: 5,25 процента. А у кого куплена? У кладовщика. Смотрю дальше: который, значит, был поближе к ферме, который потаскивал корма, у того и молоко жирнее. Ясно? Уж чего ясней: наука! Кто половчей, у того и пища пожирней. Не знаю, как с точки зрения биологии, а с позиций морали тут открытия нет.

И всё же я не сторонник крайних взглядов тех учёных, которые утверждают, что ничего эта ферма не дала нового и ничего не дала верного. Это, конечно, не так. Много в Горках и нового, и верного. Одна беда: то, что ново, то не верно, а то, что верно, то не ново.

На эту тему уже выступали газеты и журналы, приведены веские доказательства, названы адреса, факты, цифры, и настолько всё теперь общеизвестно, что и писать об этом как-то неловко. Да и не надо перечёркивать всё, что сделано в наших сельскохозяйственных институтах, на опытных станциях, на колхозных полях. Было бы ошибкой считать, что все сплошь агрономы, зоотехники, селекционеры, опытники только и делали, что ошибались в последние годы. Есть у нас и дельные агротехнические приёмы, и хорошие породы скота, и замечательные сорта растений. Во всем этом надо теперь разобраться без суетни, по-хозяйски, спокойно, не отпугивая хороших людей.

Вот пример, с которым я столкнулся в Горках. В печати промелькнуло упоминание о здешней свиноферме, которую ликвидировали якобы потому, что уж больно была дорога. Цифра, названная в статье, и впрямь устрашала: 223 рубля 65 копеек за центнер привеса свиней на откорме. А на самом деле это неправда, хотя цифра взята из бухгалтерского отчёта базы. На деле и свиньи были хороши, и работы по их скрещиванию обещали многое, и себестоимость (средняя за десять лет) составляла 68 рублей 60 копеек за центнер.

Вот и вышло, что зря обидели хороших людей, делавших полезное дело.

Дорого стоили в Горках не свиньи, а как раз куры. Дело в том, что кандидат сельскохозяйственных наук С.Л. Иоаннисян много лет бился над проблемой повышения яйценоскости. В результате она была доведена до семидесяти яиц от одной несушки в год (втрое меньше, чем в окрестных колхозах). Себестоимость яиц была поднята на недосягаемую высоту: по итогам первого квартала 1966 года выходило, что на каждое яйцо затрачено по два килограмма зерна. Это не лезло ни в какую науку, вот и решили экспериментаторы списать зерно, съеденное курами, на свиней. Благо, к тому времени их всё равно пустили под нож.

Человека свежего эта история может, пожалуй, изумить, а тут нет ничего неожиданного. Люди «в принципе» считают себя правыми, и потому «детали» не заботят их. Они верят и потому не проверяют. Они подтверждают и потому не исследуют. Они наперёд знают, и потому наука для них проста: прежде чем решать задачку, загляни в ответ на последней странице. Здесь могут в самом конце года исключить из отчёта пятьдесят тонн извести, внесённые в навозно-земляной компост по акту от 15 октября, хотя ребенку ясно, что выковырять эти тонны из перепревших буртов никто не мог».

Аграновский А.А., Наука на веру ничего не принимает / Избранное в 2-х томах, Том 1, М., «Известия», 1987 г., с. 162-165.