С.И. Параджанов легко врал себе и окружающим и завирался:
«Вообще Параджанов воспринимал необычно чужие идеи и находки. Если они ему нравились, он бессознательно, не замечая этого, их присваивал. Так, ему казалось, что рогожный занавес «Гамлета» на Таганке придумал именно он. И разорванную карту Британии, где происходит поединок в спектакле Стуруа, - тоже он. И ничтоже сумняшеся говорил об этом налево-направо. (Если бы он увидел «Служанок» у Романа Виктюка, то, несомненно, заявил бы, что красное «сорти де баль» - тоже его находка.)…»
Катанян В.А., Прикосновение к идолам. Воспоминания, М., «Захаров», 2002 г., с. 285.
И воровал в гостях:
«Но вот упакованы чемоданы и сумки, засупонены узлы, увязаны мешки и коробки. Чтобы увезти этот цыганский скарб, откупили целое купе. Вызвали две машины. Инна зажарила курицу на дорогу, я наделал бутербродов. Серёжа долго целовался с моей мамой и, окружённый толпой провожающих, отбыл. Двери лифта закрылись, и он опустился в преисподнюю, в девятый круг ада... Обо всём дальнейшем я пишу скрепя сердце.
Всю жизнь Сережа делал что-нибудь безумное, странное или пагубное - лишь бы это был его собственный выбор. Я говорю не о творчестве, а о его житейских поступках. Подобно персонажам Достоевского, которого он, правда, не читал, Сергей стремился доказать себе, а главным образом окружающим, что он не обыкновенный человек, подчиняющийся неизвестно кем выдуманным нравственным законам, а личность, способная создать свои собственные законы и жить по ним.
Отсюда и одна из его особенностей - как легко он дарил, так же легко он и пользовался тем, что ему не принадлежало. Это был один из его «собственных законов».
Целый день пакуя коробы, чемоданы и баулы, пока мы занимались своими делами, он исподволь путал скарб с амстердамской барахолки с нашими домашними вещами и отнюдь не случайно уложил к себе кое-что, что для нас с Инной было раритетом и реликвией. Да будет мне позволено не вдаваться в подробности, чтобы не унижать Сережу, которого уже нет с нами. Но что было - то было.
Редко кто, пройдя огонь и воду, безболезненно проходил и медные трубы. Медные трубы, как известно, поют славу. Огня и воды на долю Параджанова досталось с лихвой, и он прошёл сквозь них, не растеряв себя. А вот слава, «погремушкой над ухом треща», сломила его - он решил, что теперь всё дозволено. Поэтому и провожающим на вокзале он со смехом рассказал, как удачно у него всё вышло...
Здесь можно было бы поставить точку, но я ставлю три восклицательных знака!!!
Мы отсылали обратно нераспечатанными его письма, не подходили к телефону, когда он звонил, не реагировали на его попытки объясниться, не принимали ходоков от него. Мы его отринули. Сергей же остался самим собой. Не отрицая ничего из содеянного, он этим даже бравировал и ёрничал. То через третьих лиц просил, чтобы я представил на премьере в Доме кино его «Ашик-Кериба», то с кем-то пытался послать гостинцы - да мало ли ещё что? Мы были в шоке... Со временем стресс прошёл, осталось глубокое сожаление и горечь, что он попрал сорок лет дружбы. Но, честно говоря, когда мы узнавали об успехах его картин, о триумфальных поездках в Германию или в США, о фестивалях и наградах, то радовались и говорили: «Наконец-то справедливость торжествует». То мы читали, что в Португалии после просмотра зал долго скандировал: «Гений», «Гений!»; то видели по ТВ, как в Берлине ему вручают «Феликса»; слышали, что в Голливуде ему предлагают снимать «Песнь о Гайавате», в Германии - «Доктора Фауста», итальянцы - «Божественную комедию».
Катанян В.А. , Прикосновение к идолам. Воспоминания, М., «Захаров», 2002 г., с.285 и 301-302.