Сознательное управление интуицией
Раннее умение привлекать внимание к себе…Раннее умение привлекать внимание к себе-любимому
Творческая личность - женщинаНачиная с XVIII века в Европе и Америке растёт число творческих личностей - женщин.
X
«Часто, будучи ещё ребёнком, я испытывала желание умереть, чтобы досадить окружающим. Помню, как однажды я даже выпила содержимое большой чернильницы, после того как меня силой заставили проглотить хлебную похлебку в присутствии маменьки, вбившей себе в голову, что хлебная похлёбка необходима мне для здоровья. Наша горничная поведала ей о моем отвращении к этому блюду, добавив, что каждое утро содержимое моей тарелки выливалось в мусорное ведро. Разумеется, у меня началась ужасная рвота. И в разгар пытки, которой я подвергла свой бедный желудок, я кричала обезумевшей от страха матушке: «Я умираю по твоей вине!» И моя бедная маменька рыдала... Она никогда не узнала правду, но никогда больше не заставляла меня глотать что бы то ни было».
Сара Бернар, Моя двойная жизнь. Мемуары, М., «Радуга», 1991 г., с. 277.
Во взрослом возрасте навык остался:
«И вот, после стольких лет, я снова ощутила то же детское упрямое желание. «Всё равно, - убеждала я себя, - пусть я потеряю сознание, упаду, буду харкать кровью и, может быть, даже умру! Зато Перрен (директор театра - Прим. И.Л. Викентьева) будет в ярости. Поделом ему!» Да, именно так я думала. Иногда я становлюсь совершенной дурой. Почему? Не могу этого объяснить, но просто констатирую факт.
И вот, знойным вечером шестого августа я вышла на сцену в роли Заиры. Битком набитый зал напоминал парилку, и я видела зрителей сквозь пелену. В спектакле были скверные декорации, но хорошие костюмы, и благодаря прекрасной игре Муне-Сюлли (Оросман), Лароша (Нерестан), а также моей (Заира) пьеса имела огромный успех.
Решив упасть в обморок, харкать кровью и умереть, чтобы вывести из себя Перрена), я выложилась полностью. Я рыдала, любила, страдала и, когда кинжал Оросмана пронзил мне сердце, закричала от неподдельной боли: я ощутила, как сталь клинка входит в мою грудь, и, упав с предсмертным хрипом на восточный диван, почувствовала, что и вправду умираю. До тех пор пока действие не закончилось, я не решалась пошевелить рукой, не сомневаясь, что настал мой последний час, и, признаться, была напугана тем, что месть Перрену зашла так далеко. Каково же было моё изумление, когда, лишь только финальный занавес опустился, я живо поднялась и побежала к вызывавшим меня зрителям. Кланяясь публике, я не чувствовала ни слабости, ни усталости и была готова играть пьесу сначала!
Мне особенно запомнился этот спектакль, ибо в тот день я поняла, что мои жизненные силы всецело зависят от силы моего духа. Я хотела следовать велению разума, задачи которого, казалось, превосходили мои физические возможности. И вот, отдав все силы и даже более того, я обрела полное душевное равновесие.
Таким образом, я поняла, что будущее, о котором я мечтала, всецело зависит от меня.
Раньше, до вышеописанного представления «Заиры», я считала, поскольку мне говорили и писали об этом в газетах, что у меня красивый, но слабый голос, изящные, но неотточенные движения, что моей мягкой манере держаться не хватает значительности, а мой взгляд, витающий в облаках, не способен укротить хищника (публику). Теперь я призадумалась над этими словами. Только что я убедилась в том, что могу рассчитывать на свои физические силы […]
Итак, в тот вечер я убедилась в прочности своих голосовых связок, ибо испускала крики с неподдельной яростью и болью, в надежде что-нибудь у себя повредить и тем самым досадить Перрену. Таким образом, задуманный мной фарс неожиданно обернулся для меня добром. Не сумев умереть по собственной воле, я передумала и решила стать сильной, крепкой, жизнестойкой и жить назло некоторым из моих современников, которые терпели меня лишь потому, что я должна была вскоре умереть, и возненавидели меня, как только стало ясно, что я ещё долго протяну. […]
Однако, поверив в свои силы, я стала еще мучительнее переносить то безделье, на которое обрёк меня Перрен. После «Заиры» я «простаивала» по нескольку месяцев, играя там и сям ничтожные роли. Тогда же, отчаявшись, я охладела к театру и воспылала страстью к ваянию.
После прогулки верхом я некоторое время отдыхала, а затем бежала в мастерскую, где оставалась до самого вечера. Здесь меня навещали друзья: они рассаживались вокруг меня, пели, играли на фортепиано, затем мы яростно спорили о политике, ведь я принимала в своей скромной мастерской самых выдающихся представителей различных партий».
Сара Бернар, Моя двойная жизнь. Мемуары, М., «Радуга», 1991 г., с. 277-279 и 280.
