Н.К. Кольцов в статье «Улучшение человеческой породы» подводит «евгенические итоги» периода войн и революций, сотрясавших Европу на рубеже XIX и XX веков. Он пишет, что война унесла миллионы людей, погибших на поле сражения, и десятки миллионов граждан, погибших от болезней, недоедания и, в особенности, - неродившихся младенцев. Однако, замечает автор, «ведь для эволюции человечества совсем неважно сокращение численности населения на несколько десятков миллионов. С евгенической точки зрения важно знать, были ли эти миллионы лучшими или худшими, то есть стояли они выше или ниже среднего уровня». Бомбы равномерно уничтожают население обеих сторон, не влияя на его структуру. «Но при междоусобных войнах пули обладают силой выбора: каждая сторона с особым ожесточением истребляет наиболее выдающихся из своих противников, между тем как широкие массы, обычно явно не примыкающие ни к той, ни к другой стороне, остаются вдали от действия убийственной борьбы...». Поэтому результаты гражданской войны и революции, особенно если они затягиваются на годы, как это случилось в России, оказываются, с евгенической точки зрения, гораздо более губительными, чем результаты международных конфликтов: «...раса беднеет активными элементами и это обеднение в особенности гибельно для расы потому, что большинство революционных деятелей погибает в молодом возрасте, не оставляя потомства, вследствие чего и следующее поколение также оказывается состоящим в громадном проценте из «инертных» людей».
Переломить неблагоприятный ход событий, изменить соотношение активных и пассивных элементов в обществе и призвана евгеника. Очевидно, что достижение этой евгенической цели должно быть связано со сменой ценностных иерархий, в результате которой высшей ценностью должна быть признана «жизнеспособность» особей (как если бы в обществе действовал естественный отбор). Но, по мнению Н.К. Кольцова, человеческий род должен совершенствоваться и духовно (имеется в виду познавательная способность), так чтобы люди, неспособные воспринимать современные идеи, «мало-помалу уступили место» представителям типа с более совершенным мозгом: «Конечно, будущий человек не должен быть развит слишком односторонне. Он должен быть также снабжён и здоровыми инстинктами, сильной волей, врождённым стремлением жить, любить и работать, должен быть физически здоров и гармонично наделён всем тем, что делает его организм жизнеспособным. Этот новый человек - сверхчеловек, homocreator - должен стать действительным царём природы и подчинить её себе силою своего разума и своей воли». Оптимальный евгенический способ достижения этого идеала - «улавливание» талантов и постановка их в такие условия, при которых они могли бы прокормить большую семью. Задача по созданию требуемых условий ложится на государство: «Культурное государство должно взять на себя важную роль естественного подбора и поставить сильных и особенно ценных людей в наиболее благоприятные условия. Неразумная благотворительность приходит на помощь слабым. Разумное, ставящее определённые цели евгеники государство должно, прежде всего, позаботиться о сильных и об обеспечении их семей». Роль государства в выполнении евгенических задач не сводится только к созданию социальных условий благоденствия элитных слоев населения. Как уже говорилось, одной из главных проблем евгеники является вопрос о том, кто должен взять на себя роль селекционера, определяющего генеральную линию усовершенствования человеческой породы. Для Н.К. Кольцова, как и для большинства его коллег по Русскому Евгеническому обществу, это не праздный вопрос. Русские евгенисты особенно остро ощущали, что методы евгеники аморальны с точки зрения традиционной этики.
Выстраивая аналогию между «зоотехнией» и «антропотехнией», Н.К. Кольцов указывает на отличие последней от практики выведения новых сельскохозяйственных пород: хотя евгеника и является не более чем отделом зоотехнии, методы её должны быть иными из-за «побочных трудностей» (вроде свободы выбора брачного партнера). Поэтому так важен вопрос об источнике целеполагания в евгенике. Может ли наука (учёный) взять на себя эту роль, раз уж именно она составляет основу всех прочих решений в евгенике? На этот вопрос Н.К. Кольцов отвечает отрицательно: «Наука может только выяснить биологическую основу морали, показать, что человеческая мораль сводится, с одной стороны, к тем или иным врожденным, связанным с наследственной организацией мозга инстинктам, а, с другой - к благоприобретённым, не передающимся по наследству привычкам, которые укрепляются в человеке под влиянием воспитания в определенной среде в том или ином общественно-экономическом строе». «Точная» наука может помочь человеку разобраться в его душевных коллизиях, но не может доказать, что та или иная этическая норма предпочтительнее других. Если же учёный-евгеник отстаивает определённый нравственный идеал, «то он делает это не как учёный на основе разумной логики, а как человек с теми или иными врождёнными или благоприобретёнными влечениями». Отсюда следует, что сама по себе евгеника способна только рассчитать пути достижения идеала. Выбор же идеала и определение цели евгенической работы не входят в её компетенцию. Эту задачу, по мнению Н.К. Кольцова, должно решать государство.
Таким образом, по вопросу о том, кто должен взять на себя роль селекционера, он полностью солидаризуется с Платоном, Аристотелем, Т. Мором и Т. Кампанеллой. И это не единственная позиция, объединяющая творчество ученого с работами великих утопистов прошлого. Н.К. Кольцов (как и другие члены Русского Евгенического общества, не упомянутые в данной статье) полагал, что, разрабатывая свою программу евгенического преобразования общества, он действует исключительно как учёный и руководствуется объективными данными современной науки. А между тем из-под его пера вышла очередная утопия и научности в ней не больше, чем в сочинении Кампанеллы, предполагавшего привлекать астрологию для определения часа зачатия».
Михайлина С.А., Хен Ю.В., Этический и естественнонаучный статус дисциплины: казус евгеники в Сб.: Этос науки / Отв. ред.: Л.П. Киященко, Е.З. Мирская, М., «Academia», 2008 г., с. 469-472.