«… раннее развитие само по себе, вопреки общераспространённому мнению, не вредно для здоровья, хотя не редкость, что рано созревшие люди рано и умирают. Но последнее объясняется тем, что великие работы всегда сильно истощают работающего. Рано созревшие выполняют великие работы; они при известных условиях ведут к смерти: так промежуточные члены, делающие связь возможной, но не необходимой, пропускаются. […]
Из сказанного мы должны заключить, что ранняя зрелость всегда является указанием на то, что мы, возможно, имеем дело с формирующимся гением.
Перед родителями и учителями встаёт тогда вопрос, как обращаться с такими детьми. Ибо, если в героические времена герой-юноша сам погибал под тяжестью своих подвигов, то в наше время будущие герои нередко погибают от того, что им всеми силами мешают совершить подвиги, которых жаждет их душа. Из-за того химерического взгляда, что ранняя работа вредна для здоровья, пытаются воспрепятствовать высокоодарённым беднягам развиваться соответственно своим дарованиям и искусственно задерживают их, к великому их вреду, вместо того, чтобы предоставить им то единственное, в чём они нуждаются, именно, свободу к развитию.
И я хотел бы здесь со всей теплотой, на какую я способен, обратиться с настоятельной просьбой к каждому, имеющему влияние на формирующиеся гений, особенно любовно относиться к рано созревшим и не мешать работать, даже по возможности помогать им на этом пути. Нельзя отрицать опасностей будущих великих работ. Если прежде юноша-герой отправлялся в поле против диких животных, разбойников и неприятеля, то современный герой выступает на бой с драконом cуеверий и волками тупости и невежества, а здесь раны и гибель угрожают ему не меньше, чем раньше. Но бесполезно желать нарядить Ахилла в девичье платье, и если такого рода обращения может быть что-нибудь достигнуто, так это только то, что он выйдет на поле битвы менее деятельным, чем при надлежащем обращении. Или не хотят ли помешать ему выйти на поле, парализовав его члены, заставляя его заниматься тем, что противно его природе, и этим заглушая настоящее дарование? Это, пожалуй, средство, которым достигнута будет ближайшая цель; но того, к кому это средство применено, оно делает окончательно несчастным, и отвращение и ненависть пожинает всякий, кто причастен к насилию над формирующимся гением.
Таким образом, нормальным оказывается явление, что будущие великие люди вступали в более или менее серьёзную борьбу с обычной школой, если им приходилось иметь с нею дело.
На долю Моцарта и Томсона выпало особое счастье иметь отцов, которые были специалистами в тех областях, в которых лежали дарования детей, так что они с самого начала получали соответствующие упражнения; результатом явилось удивительно раннее развитие, которое отнюдь не устранило возможности появления великой работы, а, наоборот, наилучшим образом подготовило её. Подобное счастливое влияние имели и часто упоминавшиеся здесь отцы, которые, не будучи специалистами, всё же чувствовали интерес в том же направлении, и, вероятно, тоже делали общее дело со своими сыновьями в противовес гнёту официальной школы.
Школа всегда оказывается упорным и неумолимым врагом, врагом гениального дарования. […]
Великие люди, всё содержание жизни которых составляет движение вперёд и дальнейшее развитие, за пределы того, что уже достигнуто в их время, являются оптимистами по существу и не могут не быть ими, если они не хотят отрицать собственное существование; вполне естественно, что такие вожди человечества с отвращением отворачиваются от этого идеала: поэтому, нет ничего удивительного в том, что от каждого из них мы должны ожидать резкого осуждения такого идеала. Если мы поищем, то действительно убедимся, что ожидание нас не обмануло. Самое лучшее, что Дэви может сказать о своей латинской школе, это то, что учитель оставлял его в покое. Фарадей сделался одним из величайших естествоиспытателей, не имея никакого, даже отдалённого, отношения к «благодати классического образования»; он никогда не говорил о классицизме потому, что, к счастью, ничего о нём не знает. Майер всегда был одним из последних в латинской школе; Либих вынужден был выйти из неё, после того, как долгое время был «позором заведения». И, наконец, Гельмгольц, сын старшего учителя, на уроке латинского языка, решал под столом, страшно сказать, задачи по оптике, ибо «Цицерон и Вергилий были в высшей степени скучны…»
Вильгельм Оствальд, Великие Люди, Вятка, «Вятское книгоиздательское товарищество», 1910 г., с. 321-322 и 324.
