Требования / критерии научного учения по С.В. Илларионову
«… если какой-либо автор явно использует уже разработанную кем-то другим (или другими) теорию познания, то он, конечно, имеет право решать какие-то специальные проблемы, не занимаясь специально теорией познания, а лишь ссылаясь на эту, уже разработанную, гносеологию. Но если этого нет, то ещё раз подчеркиваю: я отказываю такому учению в праве носить высокое название философии и не намерен считаться с тем, что кто-то другой (даже если этот кто-то - весь мир) называет это учение философией. Я явно направляю своё положение против таких авторов как Фридрих Ницше (1844-1900), Николай Александрович Бердяев (1874-1948), Мартин Хайдеггер (1881-1976) и многих (имя им - легион) других. Это всё - беллетристика, и причём фантастического толка, того же типа как, скажем, фантастика Джона Рональда Руэла Толкина или Роджера Желязны. Но если Дж. P.P. Толкин или Р. Желязны явно пишут фантастическую прозу как жанр литературы, то Ф. Ницше, Н. А. Бердяев, М. Хайдеггер и им подобные занимаются мошенничеством (шарлатанством), пытаясь убедить читателя, что их сочинения относятся к философии.
Особенно забавно проявляется это у Н. А. Бердяева. В его книге «Смысл истории» на первых 45 страницах 35 раз повторяется «поистине то-то и то-то». Автор, видимо, чувствует исключительную необоснованность своих положений и стремится заменить обоснование заклинаниями «поистине». Иногда такую фантастику стремятся оправдать ссылками на персональную интуицию. Что же, интуиция вещь хорошая, но ссылка на интуицию никак не может быть обоснованием выдвигаемого положения. Чем интуиция некоего X лучше моей интуиции, а моя интуиция говорит, что X - шарлатан, или что X - больной человек. Я не отрицаю возможности прийти к некоторому утверждению интуитивным путём, не прослеживая всей цепи связей и рассуждений в сознании, но я утверждаю, что положение, к которому некто (будь-то Огюстен Луи Коши (1789-1857), Жюль Анри Пуанкаре (1912-1954), Жан Адамар (1865-1963) или кто-нибудь другой) пришёл путём интуиции, должно быть обосновано и проверено без ссылок на эту интуицию. Собственно говоря, все математики (и естествоиспытатели) знают это очень давно - со времен Карла Фридриха Гаусса (1777-1855).
Итак, можно ещё раз сформулировать первое требование: для того чтобы иметь право называться философией, быть философией, учение должно включать развитую теорию познания - гносеологию (эпистемологию), причём без ссылки на интуицию как источник знания. Однако этого мало.
Есть и второе требование.
Познанием мира занимается отнюдь не только философия. Познанием мира занимается наука (я намеренно подчеркиваю - наука, а не науки, я считаю, что нет наук, а есть единая наука, которая делится на отдельные дисциплины в составе науки). В своё время, где-то в XVIII веке, наука «отпочковалась» от философии, обрела самостоятельность и в конце XVIII - начале XIX века доказала свое право называться познанием мира. Но если наука является познанием, то философия, чтобы иметь право называться познанием, должна согласовываться с результатами научного познания, не противоречить им, принципиально учитывать их, основываться на них. И далеко не всякое философское учение удовлетворяет этому принципу. В качестве классического примера можно привести учение о природе Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770-1831). Его «Философия природы» находится в разительном контрасте с наукой XVIII - начала XIX века. Итак, окончательно можно сформулировать два условия, которым должно удовлетворять учение, называющее себя философским, для того чтобы иметь право называться знанием:
1. В структуре учения должна содержаться развитая теория познания без каких-либо ссылок на интуицию.
2. Учение должно быть принципиально связанным с конкретным научным знанием.
Отметим, что сформулированные критерии необходимо применять исторически (с учётом времени появления того или иного учения). Так, второй критерий совершенно очевидно неприменим ни к античной, ни к средневековой философии, ни даже к философии Нового времени XVII-XVIII веков по той простой причине, что в эти эпохи науки в современном смысле слова ещё не было, ибо в это время наука ещё только формировалась. Этот критерий можно в полной мере применять только в отношении первой половины XIX века.
Несколько другая ситуация с первым критерием. Его нельзя применять, например, к раннему периоду античной философии, поскольку в то время теоретико-познавательные проблемы ещё не получили развития в философии. Само возникновение их относится к V-IV в. до н. э., к эпохе Парменида, Зенона Элейского, Протагора, Демокрита, Сократа, Платона, Аристотеля. Однако в это время теоретико-познавательные проблемы ставились несколько абстрактно, скорее вообще, чем применительно к реальному познанию. И поэтому применять первый критерий и к античной философии, и к философии средних веков нужно с некоторой (и даже очень сильной) снисходительностью. В полной мере он применим только начиная с XVII века, когда была полностью осознана принципиальная важность гносеологической проблематики, т. е. с эпохи великих основателей философии Нового времени - Фрэнсиса Бэкона (1561-1626) и Рене Декарта (1596-1650)».
Илларионов С.В., Теория познания и философии науки, М., «Российская политическая энциклопедия», 2007 г., с. 28-29.
