«Интересно, что на заре авторской греческой литературы мы встречаем поэтов, чрезмерно увлечённых как раз надеждой на силу личного имени как магического знака литературной собственности.
Фон для этих фактов - распространение обычая ставить подписи художников, например, на вазах и прочих изделиях. Сравнительно жёсткий характер греческой просодии порождал иллюзию, что имя, введенное в просодические матрицы - знак, которого нельзя ни стереть, ни подделать. И вот Фокилид монотонно начинал одно стихотворное изречение за другим словами: «и это - Фокилидово». Например: «И это Фокилидово: Леросцы дурны, и не так, что один - да, другой - нет; дурны все, кроме Прокла; но и Прокл - леросец»; «И это - Фокилидово: что толку родиться благородным, если нет прелести ни в словах, ни в мысли».
Другой мастер дидактических двустиший, Феогнид, менее тривиально придал значение «печати», удостоверяющей права его литературной собственности, личному имени любимого им юноши Кирна, сына Полипая. «Кирн, когда я умствую, пусть на словах моих покоится печать, дабы никто не смог ни украсть их тайком, ни подменить доброе - дурным.
Ирония истории состоит в том, что именно творчество Феогнида и Фокилида породило особенно много подражаний и подделок; «под Фокилида» было уже в первые века нашего летосчисления, не без воздействия иудейской традиции, сочинено пространное дидактическое стихотворение. Происшедшему не приходится удивляться; Феогнид был, с нашей точки зрения, автор яркий и оригинальный, Фокилид - не очень, но оба они работали в жанре поучительного афоризма, с точки зрения истории литературных форм не столь уж далекого от мира «Книги Притчей Соломоновых», вообще от ближневосточной словесности. Жанр этот множеством нитей связан с установкой на авторитет, на циклизацию наличного в традиции и заново входящего в состав традиции материала вокруг символически значимого имени. Хитрость Феогнида, в общем, удалась сравнительно больше; специалисты до сих пор принимают во внимание наличие или отсутствие имени Кирна при обсуждении весьма дискуссионного вопроса об аутентичной части дошедшего под именем Феогнида наследия.
Этот казус очень интересен как пограничный. Поэты вкладывают в употребление имени как «печати» всю остроту новооткрытого пафоса личного авторства; но механизмы традиции отчуждают имя в свою пользу. Эта игра будет повторяться в дальнейшей истории литературы вновь и вновь».
Аверинцев С.С., Риторика и истоки европейской литературной традиции, М., «Языки русской культуры», 1996 г., с. 94-95.