«Прекрасное рождается только однажды и в некую избранную эпоху. Тем хуже для гениев, приходящих в мир после этой минуты. В эпохи упадка только очень независимые гении имеют шансы уцелеть. Они не в силах вернуть публику к старинному подлинному вкусу, который уже никому не понятен; но у них прорываются вспышки, по которым можно судить, чем бы они стали в эпоху простоты.
В течение долгих веков забвения всего прекрасного посредственность становится ещё более плоской, чем в ту пору, когда всякий как будто может что-то извлечь из того стремления к простоте и правде, которое носится в воздухе.
Бездарности начинают тогда утрировать то, что позволяют себе более одарённые артисты; отсюда возникает бездарность раздутая; или же они предаются запоздалому подражанию достижениям большой эпохи, что является уже крайней степенью безвкусицы. Они идут ещё дальше. Они стараются стать наивными, как художники, предшествовавшие большим эпохам. Они подчеркивают своё презрение к полному совершенству, которое является естественным завершённом всякого искусства.
У искусства есть своё детство, своя возмужалость и свои преклонный возраст. Есть мощные гении, пришедшие слишком рано, равно как и такие, которые приходят слишком поздно; и у тех и у других бывают необычайные достижения.
Таланты примитивных эпох не чаще достигают совершенства, чем таланты времён упадка.
Во времена Моцарта и Чимарозы можно насчитать до сорока музыкантов, как бы принадлежащих к той же семье, у которых в произведениях мы находим, хоть и в разной степени, все элементы совершенства.
Начиная с этой поры весь гений Россини или Бетховена не может спасти их от известной манеры. Манера есть то, что нравится пресыщенной и, следовательно, жадной до новизны публике; но именно манера ведёт к тому, что произведения этих артистов, вдохновенных, но обманутых ложной новизной, которую, по их мнению, они ввели в искусство, необыкновенно быстро стареют.
Тогда часто случается, что публика возвращается вновь к забытым шедеврам и снова начинает постигать обаяние бессмертной красоты.
Следовало бы непременно записать то, что я думаю о готике; всё, что было выше сказано, само собою разумеется, найдет там применение».
Дневник Делакруа в 2-х томах, Том 1, М., «Издательство Академии художеств СССР», 1961 г., с. 234-235.