Создание НЕтехнических инноваций
Создание НЕтехнических инноваций
НЕвнедрение результатов ТЛНЕвнедрение результатов ТЛ
X
Разница между идеями и их внедрением по Екатерине II
В день убийства своего супруга Петра III, Екатерина II пишет письмо Дени Дидро и предлагает перенести издание его «Энциклопедии» из Франции в Россию.
В 1777 году Денни Дидро приезжает в Санкт-Петербург.
«Придворные поражены теми правами, которыми пользуется француз, не имеющий даже дворянства; перед Дидро заискивают, ему льстят; послы разных держав с тревогой пытаются угадать, как отразятся эти «переговоры» на внешней политике России.
Меж тем Екатерина уже несколько устала от неугомонного гостя. Что ему надо? Он осыпан благодеяниями и притом беспрерывно уверяет императрицу, что она, в сущности, тиран, что в её стране нет подлинной свободы; он даже поучает царицу, как положить конец тирании. Екатерина полушутя-полусерьёзно извещает свою парижскую корреспондентку: «Ваш Дидро - человек необыкновенный, после каждой беседы с ним у меня бока помяты и в синяках. Я была вынуждена поставить между ним и собою стол, чтобы защитить себя от его жестикуляции».
Дидро в самом деле во время беседы горячится и начинает сильно размахивать руками. Один из придворных описывает с ужасом: «Дидро берёт руку императрицы, трясет её, бьет кулаком по столу: он обходится с ней совершенно так же, как с нами».
В Женеве хранится сегодня прекрасный портрет Дидро, выполненный Дмитрием Левицким: вдохновенное лицо, умное и печальное, - вот таким нам представляется философ, объясняющий Екатерине II, как ей следует царствовать, и догадывающийся, что она поступит совсем иначе. Ну что же, полвека спустя русский гений Пушкин будет давать советы другому царю, внуку Екатерины, и признаётся другу, что, не надеясь на успех, тем не менее рассчитывал хоть на «каплю добра».
Можно понять, почему Екатерина вынуждена отгородиться столом от неистового учёного. Но может быть, она имеет в виду нечто большее, чем преграду «от синяков»: не пора ли дать ему почувствовать, что всему есть предел? Да и вообще, что может француз понять в её империи? Впрочем, позже она станет уверять Вольтера, что готова была всю жизнь беседовать с гостем. «Я нахожу у Дидро неистощимое воображение и отношу его к разряду самых необыкновенных людей, какие когда-либо существовали».
Конечно, Екатерина лукавит; позже, когда Дидро уже не будет на свете, царица довольно откровенно расскажет некоторые подробности тогдашнему послу Франции в Петербурге графу Сегюру: «Его мнения были более любопытны для меня, чем полезны. Если б я доверилась ему, мне пришлось бы все перевернуть в моей империи: законодательство, администрацию, политику, финансы; я должна была бы все уничтожить, чтобы заменить это теоретическими пунктами. Между тем, так как я больше слушала его, чем говорила сама, то всякий свидетель наших бесед принял бы его за строгого наставника, а меня за его послушную ученицу. По-видимому, он и сам думал так, потому что, по прошествии некоторого времени, видя, что в моем управлении не делалось никаких великих нововведений, которые он советовал мне, он выразил мне с некоторым гордым неудовольствием свое удивление. Тогда я ему откровенно сказала: «Господин Дидро, я с большим удовольствием слушала всё, что внушил вам ваш блестящий ум; но из всех ваших великих принципов, которые я очень хорошо понимаю, можно составить прекрасные книги, но не управлять государством. Во всех своих преобразовательных планах вы забываете различие наших положений: вы трудитесь только над бумагой, которая всё терпит, она мягка, гладка и не останавливает вашего пера и воображения; между тем как я, бедная императрица, работаю на человеческой шкуре, которая, напротив, очень раздражительна и щекотлива… Я убеждена, что с этих пор он стал относиться ко мне с сожалением, видя во мне ум узкий и простой. Позже он говорил мне только о литературе, о политике же ни слова».
«На человеческой шкуре…» Екатерина подразумевает, что она и сама видит опасность, болезнь, и прежде всего, в крепостном рабстве. Более того, она, возможно, поведала Дидро, что несколько лет назад, когда в Москву съехались дворянские депутаты для выработки нового «Уложения», им были предложены в крайне осторожной форме некоторые идеи насчет «послабления» крестьянам; и что же? За редчайшими исключениями, депутаты разных губерний и думать не желали ни о каких «вольностях крестьянских»; наоборот, требовали новых гарантий своих помещичьих прав. Екатерине II даже пришлось снять несколько чересчур «либеральных» формулировок в своем собственном «Наказе» депутатам; она ясно понимала, что они её свергнут, уничтожат, если только посмеет коснуться их собственности. Десятки тысяч помещиков, разрастающийся бюрократический аппарат - это была страшная сила, которой императрица могла пользоваться, пока они ею довольны.
Екатерина как бы намекает Дидро, что он бы на её месте рассуждал иначе».
Эйдельман Н.Я., Мгновенье славы настаёт, Л., «Лениздат», 1989 г., с. 38-40.
