Причины политических революций по В.Р. Соловьёву [продолжение]

Начало »

 

Рушились моральные и материальные стимулы. Происходила реализация заданного Достоевским страшного вопроса; «Так что же, если Бога нет, то все позволено?» Неожиданно вдруг все всем стало можно. Сплочённые по-солдатски, лишённые привычной жизни, семьи, быта, традиционного уклада, своей церкви для похода на воскресную службу, люди вдруг почувствовали себя как дети, сбежавшие от строгого учителя. Никто не видит, значит, всё можно. […]

Вспомним вопрос, который часто задают себе немцы: как могло случиться, что носители великой культуры оказались совращены демоном фашизма? На самом деле ничего удивительного в этом нет: зачастую степень легкости, с которой совращаются носители той или иной культуры, зависит от существовавшего в обществе количества табу и от того, насколько быстро эти табу падают и под каким воздействием.

Как землетрясение снимает психологическое табу со смерти, так и война снимает табу и со смерти, и с веры в Бога, и с понятия справедливости. Рушатся социальные устои. И тогда выясняется, что тот самый культурный слой базируется, по большому счёту, либо на религиозных догматах, либо на страхе перед государством. Если же государство оказывается слабо и не выполняет свои функции, в том числе и полицейские, а религиозная мораль не выдерживает натиска ужасов окружающего мира, что и подчеркнула фраза Фрейда о кошмарах войны, превосходящих страхи подсознания, то и общественная нравственность, и культура теряют свои якорные цепи.

Их срывает в свободное плавание, они лишаются привязки. Пирамида, зиждившаяся на вере в Бога и вере в незыблемость государства, вершиной которой являлось непоколебимое убеждение в том, что если ты живешь правильно, то у тебя всё будет хорошо, а если живёшь неправильно, всё будет плохо, внезапно превращается в кучу камней. И тогда человек бежит, но он бежит не в сторону другой стабильности, а туда, где страшно, туда, где табу. Не было бы никогда никакого национал-социализма, если бы не было до этого пуританской Германии, веры в справедливость церковного устройства, мудрость прусского гения, а потом страшного эмоционального удара - поражения в войне, понимания, что церковь вообще ничего не значит, мало того - вокруг тебя живут представители других религий, которые гораздо успешнее, чем ты. Это уже просто невозможно было перенести. Вдобавок ко всему эти иноверцы ещё и зажиточные, поэтому у них надо все отобрать, в том числе их женщин. Страшное сексуальное воздержание, связанное с войной, тоже производило колоссальное негативное впечатление на молодой организм.

Не было бы, конечно, никакой большевистской революции, если бы весь XIX век не был веком церковного раскола, когда среди общего числа верующих количество сектантов достигало 30%. Большинство этих сектантов имело отношение к тем или иным сексуальным аномалиям. Неслучайно столь велика роль Григория Распутина, при этом хорошо известны его крайне специфические методы воздействия на женщин. Сексуальная свобода как таковая присутствовала практически во всём. Я уже говорил о той сексуальной распущенности, которая, правда, сочеталась с итальянской традиционностью у Муссолини, не говоря уже о более чем странной личной жизни Гитлера и о том, что позволялось его приближённым, верхушке рейха».

Соловьёв В.Р., Манипуляции: атакуй и защищайся, М., «Эксмо», 2011 г., с. с. 268-270, 296-299, с. 304-305 и 318-321.