Ошибки при построении моделей
Ошибки при построении научных моделей
Деградация обычных людейДеградация обычных (нетворческих) людей
ЛженаукаЛженаука - имитация науки
X
Дискредитация науки – случай Ольги Борисовны Лепешинской
«В моей памяти Ольга Борисовна Лепешинская - старушка небольшого роста, не выпускающая палку из рук. Маленькое, острое личико с глубокими крупными морщинами украшено очками, из-под которых бросался подслеповатый, то добродушный, то рассерженный (но, в общем, не злой) взгляд. Одета чрезвычайно просто и старомодно. На кофте медная заколка, изображающая наш корабль «Комсомол», потопленный испанскими фашистами во время гражданской войны в Испании в 1935-1936 годах. Я как-то сказал Ольге Борисовне, что этот корабль нашёл не очень тихую пристань у неё на груди. Шутку она терпела, относясь к ней снисходительно.
О.Б. Лепешинская - человек сложной биографии и сложной судьбы. Рассматривать их надо в двух планах, до известной степени независимых, но всё же связанных между собой. Один план - это биография члена партии с момента её основания. Жизнь Ольги Борисовны и её мужа Пантелеймона Николаевича Лепешинского - видного деятеля российского революционного движения - в разные периоды была тесно связана с жизнью В.И. Ленина и Н.К. Крупской. Ольга Борисовна неоднократно выступала с докладами и статьями в печати, делясь своими воспоминаниями о встречах с Лениным. […]
В научные исследования была вовлечена вся семья Ольги Борисовны - её дочь Ольга и зять Володя Крюков, даже 10-12-летняя внучка Света. Не примкнул к ним только Пантелеймон Николаевич. Более того, он не скрывал своего скептического и даже иронического отношения к научным увлечениям своей боевой супруги. Однажды мы случайно встретились в вагоне дачного поезда, и Ольга Борисовна со свойственной ей экспрессией всю дорогу посвящала меня в курс своих научных достижений. Пантелеймон Николаевич равнодушно слушал всё это, и никаких эмоций на его добром, интеллигентном лице с небольшой седой бородкой не было заметно. Только вдруг, обращаясь ко мне, он произнёс тихим, мягким голосом: «Вы её не слушайте: она в науке ничего не смыслит и говорит сплошные глупости». Ольга Борисовна никак не отреагировала на эту краткую, но выразительную «рецензию», по-видимому, многократно её слышав. Поток её научной информации до самого конца поездки не иссякал, а Пантелеймон Николаевич продолжал с безучастным видом смотреть в окно.
Обстановка, в которой работала научная артель, была в подлинном смысле семейной. Лаборатория О.Б. Лепешинской, входившая в состав Института морфологии Академии медицинских наук, помещалась в жилом «Доме правительства» на Берсеневской набережной у Каменного моста. Семейству Лепешинских, старых и заслуженных членов партии, были отведены две соседствующие квартиры: одна - для жилья, другая - для научной лаборатории. Это было сделано, исходя из бытовых удобств Ольги Борисовны, чтобы она и её научный коллектив могли творить, не отходя далеко от кроватей. Разумеется, обстановка мало походила на обычную для научной лаборатории, требующую специальных приспособлений. Впрочем, Ольга Борисовна в них и не нуждалась, поскольку сложнейшие биологические проблемы удачно решались ею примитивнейшими методами.
Однажды я, как заместитель директора по научной работе Института морфологии (директором был академик АМН СССР А.И. Абрикосов), по настойчивой просьбе Лепешинской побывал в её лаборатории. С Ольгой Борисовной меня связывало давнее знакомство, но в этом случае приглашение в лабораторию было продиктовано пиететом к моему служебному положению. Приём был, как и следовало ожидать, очень радушным, по-видимому, к нему готовились, чтобы произвести хорошее впечатление на официальное лицо. От меня, однако, не ускользнул бутафорский характер подготовки. Я застал лабораторию в состоянии бурной активности, она должна была рассеять многочисленные, часто анекдотического содержания, слухи о её действительной работе. Мне показали оборудование, гордостью которого был недавно полученный английский электрический сушильный шкаф (в то время получение заграничной аппаратуры было делом трудным). Заглянув в шкаф, я убедился, что им и не пользовались. Две молодые лаборантки в новых белых халатах что-то усердно толкли в фарфоровых ступках. На вопрос, что они делают, ответили: толкут семена свёклы. Цель такого толчения в ступке мне пояснила Ольга Пантелеймоновна - дочь Ольги Борисовны: оно должно доказать, что произрасти могут не только части семени с сохранившимся зачатком ростка, но и крупицы, содержащие только «живое вещество». Затем Ольга Пантелеймоновна посвятила меня в исследование, выполняемое ею самой. Точно привожу ошеломившую меня фразу: «Мы берём чернозём из-под маминых ногтей, исследуем его на живое вещество». Я принял сказанное Ольгой Пантелеймоновной за шутку, но в дальнейшем понял, что это действительно было объяснением научного эксперимента. Впрочем, как показали события в научном мире, в подобных сообщениях в ту пору недостатка не было. […]
О.Б. Лепешинская утверждала, что своими исследованиями доказала полную несостоятельность основ клеточной теории и что вовсе не клетка, а неоформленное «живое вещество» - носитель основных жизненных процессов. Из него, мол, и образуются клетки со всеми их сложными деталями. Природа «живого вещества» в работах О.Б. Лепешинской не устанавливалась, это было общее, полумистическое понятие, без конкретной характеристики. Исследования Лепешинской должны были, по её мнению, нанести сокрушительный удар по величайшему открытию XIX века - клеточной теории вообще и вирховской формуле «всякая клетка из клетки» особенно. И она была убеждена, что такой удар нанесла и все те, кто этого не признаёт, - заскорузлые и невежественные «вирховианцы». Правда, сама кличка, в которую вкладывалось позорящее не только в научном, но и в политическом отношении (что в ту пору часто совмещалось) содержание, была пущена в обращение не Лепешинской. Авторство принадлежало группе невежд «нового направления в патологии». Эта кличка стояла в одном ряду с вейсманистами - менделистами - морганистами, которую Лысенко и его соратники присвоили генетикам. […]
Научная активность О.Б. Лепешинской не затихала и после «коронации». Она подарила миру ещё одно открытие, в которое меня посвятила при одной встрече на даче. Ольга Борисовна решила: телевидение разрушает «живое вещество». Что привело её к такому выводу, она не объясняла. Разумеется, Лепешинская это открытие не удержала при себе, а, заботясь о благе человечества, сообщила о нём в надлежащие инстанции. К ней приезжал встревоженный «начальник телевидения», как она мне назвала его, и нашел это открытие очень важным. Судя по всему, однако, оно прошло для телевидения бесследно. […]
Прошли годы. Восстановление норм общественной и политической жизни сопровождалось и восстановлением (хотя и весьма нелегким) норм подлинной науки, для дискредитации которой трудно было придумать более подходящий персонаж, чем О.Б. Лепешинская. Эта позорная страница в истории советской науки и вообще советской общественной жизни уходила в прошлое, хотя и не была забыта окончательно. Однако в случившемся меньше всего виновата Ольга Борисовна. Позор тем деятелям, которые дали безграничный простор её честолюбию, организовали спектакль с её посвящением в гении, сделали всеобщим посмешищем старого человека, заслуженного деятеля Коммунистической партии, выставив его на позор и поругание вместе с советской наукой. Деятели эти не только не понесли никакого наказания, но благополучно почивали на лаврах из шутовского венка О.Б. Лепешинской. А её «учение» было бесшумно спущено в небытие».
Цитируется по книге: Рапопорт И.А., Недолгая жизнь «живого вещества, в Сб.: Своевременные мысли или пророки в своем Отечестве / Сост. М.С. Глинка, Л., «Лениздат», 1989 г., с. 129-145.
