Внешние воздействия – как правило, неблагоприятные – на творческую личность
Закономерности, связанные с творчеством и творческими личностями…
X
«К.Э. Циолковский часто любил подвергать анализу различные обстоятельства, приводившие его к разладу с учёными, к их ненависти по отношению к нему и их непониманию и даже нежеланию понять его большую творческую работу. Это было «больное место» его, ибо никто так не мешал ему работать, как учёные, никто его так не дискредитировал, как они, никто так не презирал его, как штампованные корифеи авиационной науки.
- Крупные учёные, - говорил он, - со всех сторон окружены врагами. Это закон, не имеющий исключений. История науки до краёв наполнена примерами такого рода - вражеским окружением великих учёных. Немыслимо перечислить эти явления, а как хорошо было бы написать книгу под заглавием «Страдальцы за науку» (книгу с близким названием написал французский учёный Г. Тиссандье - Прим. И.Л. Викентьева).
Может быть, люди, от которых зависит судьба великих учёных, зная о существовании непреложного закона, принимали бы вовремя меры, чтобы избавить великих людей от ужасов жизни, окружили бы их большей заботой, создали бы им подобающие условия быта, отводили бы им лучшее жилье, а не вынуждали бы их жить в тесных каморках и вести полуголодное существование.
Но, увы, великие люди скромны, они делают своё великое дело и не беспокоят начальство. Академии наук в капиталистических странах являются чисто бюрократическими учреждениями, идущими на поводу у той или иной общественной группировки. Это наиболее вредные для развития науки организации, ибо они, как правило, тормозят развитие истинного новаторства, не терпят первооткрывателей и загоняют в гроб ученого, который позволяет себе иметь особое мнение по тому или иному вопросу.
Существует убеждение, что великие учёные обычно не бывают академиками, как, например, Менделеев или Мечников, зато середнячки, или, как говорил К.Э. Циолковский, «учёная мелочь», изо всех сил лезут в академики. В этом есть известная доля правды. Конечно, нет правил без исключения. Всё же в Академии наук действительно заседают не только пушкинские «дундуки», но и убежденные «закрыватели» или даже «первозакрыватели» наиболее прогрессивных идей в науке.
Все свои великие дела и великие идеи человечество совершает и провозглашает вне академий. Этот факт следует считать бесспорным и хорошо объяснимым, даже вполне лояльным, ибо, чтобы стать академиком, необходимо в некоторых случаях действительно совершить великое дело сперва вне академии. Это, конечно, не значит, что все академики повинны в великих делах! Но бесчестность - древнее явление в науке. С этим явлением приходилось многократно сталкиваться как К.Э. Циолковскому, так и мне, и многим другим. Сколько раз наши идеи выдавались за «свои» - не перечесть. В переписке или докладе нет-нет да и проговоришься, а через полгода или год о том, о чём проговорился, прочтешь научную статью, даже без соответствующих ссылок. Ну вот и спасибо, избавили от работы! Бывало и так: подпишешь статью вместе с помощником, а смотришь - она отпечатана только от имени помощника, который сумел вовремя исчезнуть из лаборатории. Этот номер особенно хорошо удаётся, если в данный период в прессе появилась о твоей работе разносная статья.
К.Э. Циолковский бывал обворован всечасно и беспардонно, без каких-либо ссылок на его имя. Обычно он в таких случаях говаривал: «Это - вода на мою мельницу». К большому огорчению его друзей, эта вода была настолько мутна, что могла замедлить ход колеса мельницы К.Э. Циолковского и даже приостановить его движение. Это заставляло его друзей быть начеку и зорко следить за узурпаторами творений Константина Эдуардовича.
- Страшно, когда незнакомые люди становятся врагами, - говорил Константин Эдуардович, - но это совершается всегда в тех случаях, когда человеку удается сделать что-либо необычайное, большое, всемирное. Зависть толкает друзей к совершению плохих поступков, она затмевает разум, опьяняет человека, и он становится способным к совершению враждебных вам действий. Зависть - это страшное зло, сопровождающее не только науку и искусство, но и все, что есть необычного и прекрасного.
Право, - продолжал он, - им нечего мне завидовать. Вот уж поистине нелепый парадокс: завидовать нищему, который бьётся как рыба об лёд, чтобы сделать свои мысли достоянием всех людей. И тем не менее - завидовать... потому, что мне удаётся вдруг, неожиданно заметить что-либо такое, мимо чего проходили тысячи искателей. Вот, нате вам. - И Константин Эдуардович громко рассмеялся.
Наука не терпит обмана, и всякая ложь в конце концов раскрывается, разоблачая её творцов. Попытки оболгать, оклеветать его то в неучёности, то в плагиате даже в те годы не были особенной новостью, но эти попытки делались осторожно, конфиденциально. Пренебрежительное упоминание то на лекции о К.Э. Циолковском, то в частных беседах было далеко не новостью, и делались эти попытки всё одной и той же группой лиц как бы случайно, походя. Но где-то, в чьих-то сердцах и чьих-то умах, слова эти оставляли след, запоминались, повторялись в разговорах со знакомыми или друзьями, и клевета росла как снежный ком. Разноречивые суждения о работах и личности К.Э. Циолковского уже никого более не удивляли и никого более не трогали. Одни его не ставили ни в грош, другие считали мечтателем и к его научным трудам относились скептически. Большинство специалистов и учёных придерживались такой ошибочной точки зрения, обусловленной постоянно идущими от некоторых лиц инсинуациями. Конечно, он боролся с этими инсинуациями как мог, но это не помогало делу. Организация клеветы была поставлена хорошо!».
Чижевский А.Л., На берегу Вселенной: годы дружбы с Циолковским (воспоминания), М., «Мысль», 1995 г., с. 165-167.
