Попытки «заговора молчания» с целью не признать научный приоритет - случай К.Э. Циолковского

«В наше время многие авторы значительно приукрашивают некоторые события, происшедшие с К. Э. Циолковским. Преувеличивают роль Д.И. Менделеева, А.Г. Столетова или Н.Е. Жуковского. Фактически никто из них решительно никакой помощи - реальной помощи - Константину Эдуардовичу не оказал, не проявил даже хотя бы вежливого интереса к его работам, его опытам или теоретическим рассуждениям. Надо прямо сказать, без обиняков, не боясь набросить какую-либо тень на имена великих учёных, что до всего К.Э. Циолковский доходил сам, без всякой посторонней помощи, все делал своими руками, до глубокой старости издавал свои труды сам, тратя на это последние гроши или экономя на масле или хлебе». 

Чижевский А.Л., На берегу Вселенной: годы дружбы с Циолковским (воспоминания), М., «Мысль», 1995 г., с. 150.

 

«Признать в не дипломированном человеке зачинателя огромного научного направления было невозможно. Признать - это значило совершить неблаговидный поступок против своего круга, преступление против своей касты. Это значило пойти против установившихся традиций. Это было равносильно приглашению к царскому столу волжского бурлака. Такого случая не бывало. И хотя в душе некоторые считали Циолковского достойным того, чтобы впустить его в «дом науки», большинство злобно отвергали это намерение и предпочитали держать его на почтительном расстоянии. Работы К.Э. Циолковского большинству людей, знакомых с ними, казались отрешёнными от практики, заумными, фантастическими, а следовательно, бесплодными, не приносящими какой-либо выгоды ни автору, ни другим людям. Это непонимание его работ также отшатывало от К. Э. Циолковского людей даже широкого охвата, даже передовых исследователей.

Где же при таких неблагоприятных обстоятельствах он мог получить реальную поддержку, кроме пустых обещаний, которых он получал немало, да и то только для того, чтобы отделаться от К.Э. Циолковского, как от назойливой мухи? Такое положение оставалось неизменным и нелепым в течение многих десятилетий. И самое замечательное: К. Э. Циолковскому никогда и ни в чем не отказывали, ему всегда обещали, вежливо и любезно, но ничего не делали. Это было деликатно, но беспощадно!

При следующем разговоре Константин Эдуардович был ещё более откровенным. - Всю жизнь, - говорил он, - я был под яростным обстрелом академических кругов. При всяком удобном случае они стреляли в мою сторону разрывными пулями, наносили мне тяжёлые физические ранения и душевные увечья, мешали работать и создавали условия, тяжёлые для жизни. Спрашивается; чем я был не угоден этим учёным? Жил я в Калуге, никого не задевал, ни с кем не вступал в дискуссии, никого не обижал, и тем не менее меня ненавидели, презирали, чурались моих писаний и высказываний и зло критиковали их, считая все, что я создал, бредом умалишённого, беспочвенной фантазией самоучки.

И в то же время у меня были неоспоримые доказательства того, что мне завидовали, тайно, исподтишка. Когда я создал первую в России аэродинамическую трубу, даже корифеи аэродинамики скорчили гримасу и решили мне мстить самым безжалостным образом (К. Э. Циолковский впервые в России построил аэродинамическую трубу в 1897 году,  а под руководством Н.Е. Жуковского труба была построена - в 1902 году – Прим. И.Л. Викентьева). После первого, непосредственного и потому искреннего признания моей заслуги в этом деле уважаемые корифеи опомнились и решили узурпировать мое первенство в этом деле! А для того чтобы иметь возможность совершить эту узурпацию, надо были организовать заговор молчания, т. е. молчать и молчать о моих работах при описании конструкции аэродинамической трубы и опытов с ней. И действительно, никто в печати ни разу не упомянул о моей первой в России аэродинамической трубе, как будто её и в помине вообще не было. Знали же о моей трубе и об опытах с ней многие учёные Московского университета и Российской Академии наук. Н.Е. Жуковский, давший словесно благоприятный отзыв об этих моих работах, за всю свою долгую научную деятельность, десятки раз ссылаясь на исследования с аэродинамической трубой, ни разу не упомянул моего имени в печати. Как же это можно? Напечатать имя самоучки в сугубо научных трудах! Лучше удавиться. Его ученики не только следовали этому примеру своего учителя, но даже превзошли его. Заговор молчания приобрел знак минуса. Это значит, что при словесном упоминании моих работ надлежало их ругать, опорочивать, унижать, смешивать с грязью и т. д. Но предавать печати мое имя даже со знаком «минус» - боже избави! Поэтому, ругая меня на лекциях и в частных разговорах, они не удостаивали меня чести увидеть мое имя на страницах статей или учебников. Если вы просмотрите все основные учебники по аэродинамике и воздухоплаванию вообще, учебники, написанные наиболее видными специалистами того времени, в них вы не найдете моего имени - оно отсутствует. Моим именем пренебрегали, оно могло скомпрометировать, следовательно... да здравствует заговор молчания! Так проходили годы, десятилетия примерно с начала 90-х годов прошлого столетия.

Приведенный мною пример, - продолжал Константин Эдуардович, - не единичен, не является исключением. Наоборот, таких примеров я мог бы привести много, из них некоторые особенно показательны, особенно возмутительны!

По сути дела заговор молчания - это обкрадывание человека, о научных достижениях которого молчат, а сами, пользуясь его данными, присваивают эти достижения себе! В этом именно и состоит «глубокое» значение заговора молчания. При упоминании об истинном авторе всегда выдвигаются вперед псевдоавторы, т. е. воры! Заговор молчания - мощное оружие в руках научных или литературных разбойников. Зачем русские слова «вор» или «разбойник» заменять плагиатором или бандитом, русские слова звучат для русского уха куда сильнее!

Думайте сами, - говорил Константин Эдуардович, - мог ли я рассматривать поступки некоторых наших корифеев иначе как разбой? Допустим, что известный нам учёный самостоятельно пришел к тем же идеям, что и я, но ведь это было позже. Так что же, спрашиваю я вас, мешало ему назвать мое имя, ведь я был первым, кто изобрел аэродинамическую трубу! От такого честного поступка слава его имени ничуть не уменьшилась бы, а, может быть, даже и возросла. И кто знает, быть может, моё имя помогло бы ему подольше сохраниться в памяти потомства. Кто знает! Кто на этот вопрос может ответить сегодня? Но мог имя было вычеркнуто, стёрто! Тщательно уничтожались строки, все слова, умерщвлялись все мысли, которые так или иначе были связаны с моим именем. Ненавистью и презрением было окутано моё имя! За что? Почему?

Ученики знаменитого учёного поддерживали заговор молчания опять в течение десятилетий. Они совершали таинства заговора молчания и не допускали, чтобы имя научного плебея Циолковского могло приобщиться и сонму посвящённых! Это была кастовость высокой жреческой марки. Высочайшей марки!».

Чижевский А.Л., На берегу Вселенной: годы дружбы с Циолковским (воспоминания), М., «Мысль», 1995 г., с. 153-155.

 


Корректные ссылки на первоисточники.