Раннее развитие Внутреннего мира (часто из-за Внешних ограничений)
X
Раннее развитие Внутреннего мира (часто из-за Внешних ограничений)
X
М.О. Кнебель вспоминает впечатления детства:
«Отец (Осиф Николаевич Кнебель – Прим. И.Л. Викентьева), показывающий картинки в детских книгах, потом - картины в Третьяковской галерее, куда он водил нас каждое воскресенье...
Мы жили на Петровских линиях, в квартире, расположенной над издательством. Отец весь день проводил там, внизу, а вечером работал дома. Мы знали - в кабинет к папе входить нельзя. Надо ждать, когда он сам придёт к нам в детскую. Папа наш только в воскресенье. В будни с нами мама, в доме главная - она. Даже папа, которого все уважают, папа, который каким-то чудесным образом создаёт книги, получает золотые медали на международных книжных выставках, знает четырнадцать языков и рассказывает захватывающие истории про художников, - этот папа, так же как и мы, боготворит маму и слушается её.
Воскресенье было праздником - мы шли в Третьяковскую галерею. Отец не позволял нам «объедаться» картинами - за одно посещение он давал нам посмотреть картин десять-пятнадцать, не больше, зато подолгу стоял с нами около каждой. А вернувшись домой, раскрывал альбом репродукций Третьяковской галереи и начинал игру в «узнавалки». Мы, дети, узнавали картины и наперебой вспоминали цвета, краска, отдельные детали.
Мы знали, что отец будет хвалить нас, если мы что-то самостоятельно разглядим в картине. Это развивало в нас детский азарт - хотелось обязательно найти то, что, как нам тогда казалось, отец сам не заметил.
Может быть, именно эта игра делала картины русских художников удивительно близкими, к ним тянуло всё вновь и вновь. С годами моё восприятие живописи, естественно, расширялось и изменялось, приходило преклонение перед Рембрандтом, Веласкесом, Ренуаром, Дега, Пикассо, Модильяни, но всё-таки основу любви к живописи я получила в длинных, с хорошо натёртым паркетом залах Третьяковской галереи.
Русская живопись навсегда осталась самой сильной и, если хорошо так сказать, интимной привязанностью из всех, связанных с мировым , живописным искусством. Отец так заразил меня любовью к картинам, что я скучала по ним, как по живым людям. […]
Так проходило воскресное утро в Третьяковской галерее. Теперь я часто думаю, что именно отец с его страстной любовью к живописи, умением заражать силой искусства, сам того не желая и не ведая, толкнул меня к театру. Первые, необычайно острые впечатления, которые оставила в детстве русская живопись, долго, в течение всей жизни, питали память и воображение. Каждый человек бывает благодарен своему первому учителю. Это особое чувство я испытываю к своему отцу. В детстве я просто любила его. Теперь я понимаю, почему он вызывал такое глубокое уважение у многих деятелей русской культуры».
Кнебель М.О., Вся жизнь, М., «Всероссийское театральное общество», 1967 г., с. 12-13 и 15.
Я хочу отметить характерный момент: детей учили не просто «смотреть картины в музее», а серьёзно концентрироваться на них, делать их частью своего внутреннего мира…