Общепринятой классификации творческих личностей, ученых, инноваторов не существует. Но многие Авторы предлагали для этого различные основания...
X
Общепринятой классификации творческих личностей, ученых, инноваторов не существует. Но многие Авторы предлагали для этого различные основания...
X
«Немецкий философ Фихте когда-то прочёл в Эрлангене в высшей степени замечательный курс лекций по этому предмету: «Uber das Wesen des Gelehrten», то есть о существе писателя» (Буквальный перевод – «О существе учёного» - Прим. И.Л. Викентьева).
Фихте, согласно трансцендентальной философии, знаменитым представителем которой он является, устанавливает прежде всего, что весь видимый, вещественный мир, в котором мы совершаем своё жизненное дело на этой земле (в особенности мы сами и все люди), представляет как бы известного рода одеяние, чувственную внешность; что под всем этим, как сущность всего, лежит то, что он называет «божественной идеей мира». Такова действительность, «лежащая в основе всей видимости».
Для массы людей не существует вовсе никакой божественной идеи в мире; они живут, как выражается Фихте, среди одних лишь видимостей, практичностей и призраков, не помышляя даже о том, чтобы под покровом всего этого существовало нечто божественное.
Но писатель и является среди нас именно для того, чтобы понять и затем открыть глаза всем людям на эту божественную идею, которая с каждым новым поколением раскрывается всякий раз иным, новым образом. Так выражается Фихте, и мы не станем вступать с ним в спор по поводу его способа выражения. Он на свой лад обозначает то, что я пытаюсь обозначить здесь другими словами, что в настоящее время не имеет никакого названия, а именно: несказанный божественный смысл, полный блеска, удивления и ужаса, который лежит в существе каждого человека, присутствие Бога, сотворившего человека и всё сущее. Магомет поучал тому же, говорил о том же своим языком. Один - своим; это - то, что все мыслящие сердца тем или другим способом должны здесь проповедовать.
Итак, Фихте считает писателя пророком или, как он предпочитает выражаться, священником, раскрывающим во все века людям смысл божественного: писатели - это непрекращающееся жречество, из века в век поучающее всех людей, что Бог неизменно присутствует в их жизни; что всё «внешнее», всё, что мы можем видеть в мире, представляет лишь обличие «божественной идеи мира», одеяние того, что «лежит в основе всей видимости».
Истинному писателю, таким образом, всегда присуща известная, признаваемая или не признаваемая миром святость: он - свет мира, мировой пастырь; он руководит людьми, подобно священному огненному столбу, в их объятом мраком странствии по пустыне времени. Фихте с неукоснительной настойчивостью различает истинного писателя, называемого нами здесь писателем-героем, от многочисленной толпы фальшивых, лишённых героизма писателей.
Всякий, кто не живёт всецело божественной идеей, воплощённой в мире, или, проникаясь только отчасти, не стремится, как к единственному благу, проникнуться ею всецело, всякий такой человек, - пусть он живёт чем угодно другим, в величайшем блеске и благополучии, - не писатель; это, как выражается Фихте, - жалкий кропатель (Stumper), или, в лучшем случае, если он принадлежит к классу писателей, занимающихся прозаическими предметами, его можно признать за чернорабочего, подающего извёстку каменщику. Фихте такого писателя называет иногда даже «небытием» и вообще относится к нему без всякого снисхождения, не выражает ни малейшего желания, чтобы он продолжал благоденствовать среди нас. Так Фихте понимал писателя (учёного), и он в иной лишь форме высказывает совершенно то же, что и мы понимаем здесь под писателем. С этой точки зрения я нахожу, что из всех писателей за последние сто лет резко выделяется соотечественник Фихте - Гёте. Этому человеку дано было странным образом то, что мы можем назвать жизнью в соответствии с божественной идеей мира, - проникновение во внутреннюю божественную тайну; и странно, в его книгах мир ещё раз является изображённым как божественный мир, как создание и храм Бога, весь озарённый не резким и нечистым огненным полымем, как у Магомета, а мягким небесным сиянием».
Томас Карлейль, Герои, почитание героев и героическое в истории / Теперь и прежде, М.. «Республика», 1994 г., с. 127-128.