Религии
Религиозные воззрения, явно повлиявшие на культурный процесс…
Театр, кино и ТВОтдельные творческие решения в кино и на телевидении
Борьба с расколом движенияБорьба с расколом движения
X
Конкуренция Церкви и Театра за людей по Лиону Фейхтвангеру
Конкурируют не только люди и компании, но и стили жизни, массовые увлечения. Одно из древних противопоставлений: Церковь – Театр:
«Из всех властей церковь, религия - самая целеустремленная, самая властолюбивая, самая нетерпимая. Она особенно ревнива ко всякому сопернику. А актёрское искусство - сильнейший её соперник: оно вырастает из тех же корней, удовлетворяет те же потребности, действует теми же могучими средствами и имеет тот же могучий успех. На extasias и enstasis, на способности надолго выходить за пределы своего «я» и полностью погружаться в иное, чуждое бытие - на этой способности одинаково основано как искусство актёра, так и дар пророка.
Пророки Ветхого завета очень много общего имеют с актёрами. Один из них подкапывает стену Иерусалима, проползает под ней и возвещает толпе: «Так вавилоняне завоюют город»; другой вдребезги разбивает горшок на базаре и предрекает: «Так и господь вас уничтожит», - но ведь это не что иное, как актёрские приёмы, которыми не гнушаются пророки. Пышность и декорации, громкие фразы и величавые жесты - все это неотделимо от сцены, начиная со времен Росция Америнского и кончая Рейнхардтом. Теми же средствами действовали иерусалимские первосвященники, в римские папы, и исполненный дионисийского экстаза цезарь Юлиан, и Магомет, и Иоанн Лейденский.
Как сходны приёмы, так сходно и их действие. Ничто в мире не родит такого отклика в душе, как церковь я театр. «Как видимое изображение, несомненно, воздействует сильнее, чем мертвая буква или холодный рассказ, так и сцена воздействует глубже и продолжительнее, чем мораль и законы». Участники восстания в Эссексе черпали воодушевление в спектакле «Ричард II» Шекспира; аналогичную политическую роль сыграли «Немая из Портичи» Обера и прежде всего «Свадьба Фигаро» Бомарше. Постановка «Венецианского купца» воспрепятствовала принятию билля, который должен был разрешить евреям возвращение в Англию; с другой стороны, лессинговский «Натан» сделал больше для эмансипации евреев, чем сотни самых благожелательных сочинений на эту тему. Актёру Кэтлею некто, пожелавший остаться неизвестным, переслал после представления «Лира» двести фунтов, потому якобы, что актёр остерёг его от греха сыновней неблагодарности; на другого зрителя - сластолюбца, давшего жизнь двум больным детям - так сильно подействовали «Привидения» (в генуэзском «Circolo filodrammatico»), что из театра его пришлось везти прямо в сумасшедший дом. Сильнее всего эту религиозную силу актёрского искусства прославил Шекспир в «Гамлете», где «зрелище - петля, чтоб заарканить совесть короля».
Сцена хорошо уловила элемент театральности в религии и смогла извлечь из своего знания весьма сильные эффекты. С самой необузданной религиозностью смыкается творчество наиболее театрального из художников девятнадцатого столетия - Рихарда Вагнера. Именно этот налет комедиантства и отпугнул от него Ницше. Фауст тоже утверждает, что священник порой может быть комедиантом, - и сам кончает при этом католическими небесами.
В свою очередь, церковь ни на один миг не забывала о глубоком внутреннем родстве между религией и актёрским искусством, а также о том, что из-за этого родства её стремлению единолично властвовать над душами людей угрожает опасность. Поначалу представлялось, что комедия является всего лишь невинной и покорной дочерью церкви; а затем в один прекрасный миг комедия сразу явилась её равноправной сестрицей. Церковь взревновала, забила тревогу. Не случайно именно тот из отцов церкви, который, может быть, глубже всех постиг психологию религиозности, и понял, в чем радость веры, - Тертуллиан, создавший афоризм: credo quia absurdum, принадлежал к злейшим врагам актёров. Ибо Мельпомена, подобно религии, требует от своих почитателей слепой веры, использует страстное желание людей слепо и беззаветно отдаваться чему-то далекому и неопределенному, чему-то непостижимому умом, «прекрасной нелепости».
Преследовать самую комедию церкви удавалось только временами: поэтому она преследовала, по крайней мере, комедианта. Впрочем, это и было самым существенным. Ведь если комедиант в опале, его не будут отождествлять со священником, и таким образом у актёрского искусства была отобрана реальная сила, которая соответственно перешла к искусству проповедника. Религия, представляемая достойными, святыми мужами, все больше вторгалась в будничную жизнь и вещала: театр есть забава, к сожалению, неизбежная, но вместе с тем, так как для неё нужны сомнительные и лишённые чести люди - забава двусмысленная и греховная, без которой можно и обойтись, ибо все в ней кратковременно и преходяще.
Каким образом церковь начала преследовать актёра? Она стала внушать толпе некоторые, на первый взгляд весьма очевидные, истины, которые тем не менее были глубоко неверны, ибо, желая придраться, она грубо приблизилась к этому миру иллюзий, на который следует смотреть издалека, приблизилась так, что перспектива совершенно исказилась. Первой посылкой было: жизнь должна проходить в труде и страхе божием; удовольствие - лишь неизбежное зло; кто же, подобно актёру, избирает своей профессией удовольствие и служение удовольствию, тот не может быть полноценным человеком. Далее: ремесло актёра состоит в том, чтобы притворяться; разве такой человек не будет лгать и в обычной жизни? И наконец: за деньги актёр выставляет себя напоказ и даже больше того - он распахивает свою душу, показывает, как он чувствует горе и радость. Над ним тяготеет, следовательно, позор проституции.
Эмиль Гейер убедительно показал, до какой степени несправедливости были доведены эти схоластические упреки. Но несомненно также, что более и менее сознательное убеждение в «бесхарактёрности» актёра и в настоящее время в крови у людей. Ещё бы! Ведь эти лживые аргументы имели такую силу, что ранили даже сердце самих художников, что даже самих актёров - выше я приводил примеры - они вводили в заблуждение относительно их искусства. Что можно возразить против этого? Можно с чистой душой уклониться от ответа, процитировать Грильпарцера: «Религия есть поэзия душ, чуждых поэзии», или Гёте:
Тот, кто не чужд наук и муз, -
Тот в них обрёл религию.
Кому неведом сей союз -
Пускай берёт религию!
Но разумнее всего опереться на прекрасные слова из «Этики» Спинозы: «Поистине, только мрачное и невежественное суеверие способно запретить человеку развлекаться. Ибо почему подобает прогонять голод и жажду, и неприлично прогонять уныние? Я, со своей стороны, полагаю и убеждён в следующем: никакой бог и вообще никто, исключая существ сугубо завистливых, не будет радоваться моей слабости и недомоганию и не посчитает за добродетель слёзы, рыдания, страх в прочие чувства такого рода, а напротив - чем большей радостью мы исполнены, тем мы совершеннее, и это означает, что мы по необходимости становимся ближе к божественной природе... Мудрому человеку свойственно, говорю я, с умеренностью наслаждаться и укреплять свое здоровье приятными блюдами и напитками, услаждать себя великолепными ароматами, красотой цветущих растений, нарядными одеждами, музыкой, телесными упражнениями, театром и всем прочим, от чего каждый может получать огромное удовольствие, не причиняя другому никакого вреда».
Лион Фейхтвангер, Актёрское искусство и религиозность / Собрание сочинений в 12-ти томах, Том 12, М., «Художественная литература», 1968 г., с. 587-590.
