Профессионалы как Внешние обстоятельства
Профессионалы как Внешние обстоятельства
Отрицательное восприятие новогоОтрицательное / негативное восприятие нового
X
Сопротивление стариков и общества новому по Людвигу Фейербаху
«Как мало брак может считаться счастливым и основанным на истинной любви только благодаря тому, что он заключён влюбленной парой против воли родителей, так же мало и наука, которую кто-либо выбирает против воли родителей, может считаться именно благодаря этому предназначенной ему от природы профессией, где он некогда совершит нечто значительное.
Но всё же верно то, что большинство великих писателей, вспомним, к примеру, хотя бы Лукиана, Лютера, Вольтера, Руссо, Торквато Тассо, Ариосто, Шекспира, Боккаччо, Ульриха фон Гуттена, Мольера, Лессинга, Петрарку, Фому Аквинского, Куяция, Сабеллика, Конрада Кельтеса, Кювье, Дидро, вопреки повелению, распоряжению или желанию своих родителей сорвали с древа познания плод бессмертия, влекомые к этому лишь неодолимой страстью. Явление это хорошо обосновано.
Мир не любит новшеств; он, правда, любит перемены в платьях и в предметах роскоши, но ни в коем случае не в вещах, которые затрагивают саму жизнь. Он желает commoditatis causa (paди спокойствия), чтобы всё шло по-старому, чтобы внук ходил по той же улице, что и дедушка, пусть даже она то ли по глупости строителей была проложена неудобно и бессмысленно, то ли потому, что милые дедушки вследствие каких-то обстоятельств того времени вынуждены были делать большие обходы, осталась настолько кривой, что требуется пройти добрую немецкую милю там, где можно было бы с большим удобством покрыть это расстояние в течение получаса.
Мир поэтому относится неблагосклонно к появлению хороших писателей, ибо хорошими писателями бывают всегда лишь те, которые создают мысли и взгляды новые по существу или же для своей эпохи, а когда, скажите, в мире была высказана какая-либо новая идея, которая не внесла бы в него некоторого derangement (расстройства)?
Мир поэтому всегда стоит за стариков. Ибо старики, прожившие уже лучшую и большую часть своей жизни, с необходимостью любят старое, согласно меткой пословице «simile simili gaudet» («подобное радуется подобному»); молодёжь же, напротив, имеющая перед собой лучшую и большую часть своей жизни, любит новое, свежее и молодое, поэтому она часто с нетерпением жадно срывает с дерева даже незрелые яблоки и сливы. Молодёжь стоит на чисто идеалистической почве. Она растёт вместе с эпохой, ещё не существующей, но находящейся в процессе становления; для надежд и ожиданий всякого рода ей открыто неограниченное поле; её вера не знает границ возможного, и именно в этой вере коренится её неукротимая жажда творчества.
У стариков крылья, напротив, уже подрезаны; их надежды уже исполнены или разбиты: они стоят на высохшей почве воспоминаний, которые как раз больше всего усыпляют человека и парализуют его стремление к деятельности. Они спокойно смотрят в лицо смерти лишь тогда, когда знают, что всё осталось на старом месте, что мир был и останется таким, как и в их время и каким они давно уже его познали досыта, когда они думают, что уже насладились лучшим и после них ничего лучшего не будет и быть не может.
Когда нам приходится покинуть любимое жилище с дорогими для нас предметами, то мы желаем, чтобы в наше отсутствие в нём ничего не изменилось, дабы мы могли ориентироваться в нём даже издалека, воображая, что находимся дома, и если уж мы не можем действительно наслаждаться созерцанием этого, то по крайней мере утешаемся мыслью «всё осталось по-старому» - мыслью, которая делает для человека терпимой боль по поводу неизбежной потери его жизни.
Как только жаждущий новшеств литературный птенец обнаруживает хотя бы малейшие признаки своего существования, мир начинает как можно быстрее искать убежища у стариков. Последние не упускают случая при помощи десяти заповедей и всех других находящихся в их распоряжении устрашающих средств, отговорить его от сумасбродного, по их мнению, намерения и побудить к тому, чтобы он зарабатывал себе пропитание отцовским способом и вместо научных занятий выбрал почтенную гражданскую профессию. Из тысячелетнего опыта мир слишком хорошо знает бесполезность подобного начинания. Новатор, завороженный великолепным голосом своего гения, который будучи внятен лишь ему, изливает на его грудь отрадное утешение, внушает мужество и тем чудеснее действует на душу, чем из большего отдаления проникает к нему, подобно глухому совершенно не слышит громогласных проклятий, низвергаемые на его голову. Все средства, применяемые с целью заставить его перейти из состояния свободного, ничем не связанного homme de lettres (литератора) во временную конюшню жалкой ограниченности, не достигают цели, разбиваются о непреодолимое стремление его природы.
Тем не менее, мир не перестаёт при каждом новом представившемся случае применять опять свои избитые средства и натравливать стариков на молодых, как на безбожных еретиков; он стремится вознаградить себя за досаду по поводу этих безуспешных попыток по крайней мере той злорадной мыслью, что ему удалось заранее дискредитировать пиcaтеля в глазах людей и принудить его начать свою литературную карьеру с греха против десяти заповедей.
Поэтому и высший степени удивительно, что мы до сих пор ещё не имеем книги, единственным предметом которой был бы печальный дебют жизни господ литераторов, а между тем итальянец Пиериус Валерианус уже подарил нам прекрасную книжку «De infelicitate literatorum» (О несчастье литераторов), которая почти исключительно занята печальной участью учёных его времени и недавнего прошлого. Действительно, нет недостатка в материале для подобного произведения.
Почти всем гениям вход в театр мира обходился очень дорого, так как каждый раз, когда директор театра давал новое бенефисное представление в пользу бедных, оно бывало в счёт абонемента.
Зато, наоборот, издавна посредственные умы всякого рода имели свободные билеты, так как они занимались только скучной работой повторения и комментирования произведений великих, большей частью не понятных ими умов, но именно и силу этих их практической пригодности мир относился к ним более благоприятно и платил им более высокие гонорары, чем оригинальным умам, которым они на самом деле обязаны своим насущным хлебом».
Людвиг Фейербах, Писатель и человек. Собрание юмористически-философских афоризмов / Собрание произведений в 3-х томах, Том 1, М., «Мысль», 1974 г., с. 457-460.
