Особенности и проблемы обучения в школе одарённых детей по Карлу Юнгу

Карл Юнг прочитал Доклад на Съезде работников средней школы в г. Базеле 04 декабря 1942 г.:

«Когда я впервые приехал в Северную Америку, то к своему удивлению, заметил, что на улицах, пересекавших линии подземки, не было заграждений, а на перегонах не было живой изгороди. В отдалённых окрестностях колея использовалась даже как пешеходная дорожка. Когда я выразил удивление, то получил ответ: «Только идиот не знает, что по рельсам поезда движутся со скоростью от сорока до ста миль в час». В дальнейшем мне бросилось в глаза, что вам ничего не «запрещали», а только что-то «not allowed», не разрешали, или даже учтиво просили: «Please, don't». Эти и многие другие параллельные впечатления сгустились во мне до понимания того, что в Америке общественная жизнь апеллирует к интеллекту и ожидает его, в то время как в Европе, напротив, приспособлена к глупости. Америка требует интеллекта и способствует ему, Европа озирается назад: поспевают ли глупцы. Хуже того: европейский континент предполагает злонамеренность и потому кричит всем повелительное и назойливое «запрещено», в то время как Америка обращается к доброй воле.

Так или иначе забрёл я в своих мыслях в мои школьные годы, когда знавал некоего учителя, воплощавшего своей персоной европейскую предубежденность. Двенадцатилетним школьником я отнюдь не чувствовал себя заспанным и глупым, но часто ужасно скучал, пока учитель бился с теми из учеников, которые плохо поспевали. Мне, по крайней мере, выпало счастье иметь гениального учителя латыни, который однажды, во время проверки домашних упражнений, послал меня в университетскую библиотеку за книгами, которые я с восторгом обнюхал со всех сторон на обратном пути, растянутом мною максимально. Но скука была далеко не самым скверным.

Однажды среди тем для сочинения, совсем не стимулирующих, всё же попалась одна интеpесная. Я всерьез принялся за нее и отшлифовал мои предложения с величайшим старанием. В радостном ожидании того, что я написал лучшее или, по крайней мере, одно из лучших сочинений, я сдал его учителю. При возвращении сочинений он имел обыкновение сначала обсуждать соответственно лучшее, а затем другие - в убывающем порядке. Моё не было ни первым, а также ни вторым и ни третьим. Все прочие сочинения прошли последовательно передо мной, и, когда последний, наихудший, продукт, в конце концов был обсуждён, учитель надулся, предвещая беду, и изрек следующие слова: «Сочинение Юнга - самое что ни на есть лучшее, но для него это была пара пустяков, и он сделал это играючи, легкомысленно и беспечно. Поэтому он вообще не заслуживает никакой оценки».- «Это неправда, я никогда не трудился над сочинением так много, как над этим», - перебил я учителя. «Это ложь!» - закричал он, - посмотри на Х (на того, кто выдал наихудшее сочинение). Х приложил много усердия. Он добьётся от жизни своего, а у тебя это не выйдет, потому что ловкостью и шарлатанством не отделаться». Я замолчал и отныне вовсе не работал на уроках немецкого языка.

Этот опыт остался, конечно, далеко позади - более полувека прошло с той поры, и я не сомневаюсь, что с того времени многое в школе изменилось к лучшему. Однако тогда этот случай побудил меня к долгим размышлениям и оставил после себя горькое чувство, которое, конечно, по мере увеличения жизненного опыта уступило место большей прозорливости. Я понял, что установка моего учителя, конечно же, покоилась на благородном принципе: помогать слабым и искоренять зло. К сожалению, однако, с такими правилами часто случается, что они возводятся в степень бездушных принципов, которые уже не стоят никакого дальнейшего раздумья. Отсюда возникает прискорбная карикатура Добра: хотя помогают слабым и борются со злом, но одновременно возникает опасность того, что талант останется без внимания, как будто само по себе из-ряда-вон-выходящие уже что-то будто сомнительное и непристойное.

Посредственность недоверчива и предпочитает с подозрением относиться к тому, чего не может ухватить своим интеллектом. «Il est trop intelligent» (Он чересчур умён (франц.)) основание, достаточное для самого страшного подозрения! Бурже в одном из своих романов описывает восхитительную сцену в приемной министра; эта сцена прямо-таки парадигматична: томящаяся в ожидании супружеская пара - petits bourgeois (Обыватели (франц.)) - критикует одного неизвестного ей, но очень знаменитого ученого следующим образом: «II doit etre de la police secrete, il a l'air si mechant» (Он, должно быть, из секретной полиции. У него такой злобный вид (фpанц.)).

Я прошу у вас прощения, если непристойно долго задержался на биографических деталях. Ведь эта правда без поэзии касается в конечном счёте не единичного случая - она часто сбывается.

Одарённый ребенок на самом деле задаёт школе трудную задачу, которую нельзя оставить без внимания, несмотря на благой принцип - помогать слабоодарённым. В такой маленькой стране, как Швейцария, нельзя, чтобы из-за одного лишь желания быть милосердными мы проглядели одарённых детей, столь нам необходимых. Но, кажется, ещё и сегодня в этом отношении порою проявляется какая-то беспечность. На днях я узнал о следующем случае: одна интеллектуальная девочка из первых классов начальной школы вдруг, к удивлению родителей, стала плохо учиться. Вещи, которые ребёнок рассказывал о школе, звучали так комично, что у родителей создалось впечатление, будто с детьми поступают как с идиотами и, таким образом, искусственно их оболванивают. Мать осведомилась у директора школы, что же там происходит, и узнала, что учительница получила образование для работы со слабоумными и прежде занималась с такими отсталыми детьми. Очевидно, она вообще не знала, что делать с нормальными детьми. К счастью, ребёнок со временем смог перейти к нормальной учительнице, где он тут же вновь расцвёл.

Проблема одарённого ребёнка отнюдь не проста, потому что мало распознать в нём хорошего ученика. В известных случаях мы имеем как раз обратное. Он может иметь даже неблагоприятные характеристики: разбросанность, голова полна шалостей; он - нерадивый, халатный, невнимательный, озорной, своенравный; он может даже производить впечатление заспанного. Путем одного лишь внешнего наблюдения бывает очень трудно отличить одарённого ребёнка от умственно отсталого.

Кроме того, нельзя упускать из виду тот факт, что одарённые дети далеко не всегда рано созревают, но, напротив, имеют замедленный ход развития, так что одарённость в течение долгого времени остается латентной. При таких обстоятельствах трудно распознать даровитость. Чрезмерные благодушие и оптимизм воспитателя могут ощутить признаки даровитости в тех детях, которые потом оказываются никчемными людьми; примерно в этом духе в одной биографии говорится: «До четырнадцатилетнего возраста в нем не было заметно никаких признаков гениальности; после этого - тоже».

Зафиксировать даровитость помогает только точное исследование и наблюдение над детской индивидуальностью - как в школе, так и дома. Уже это позволяет установить, что является первичной наклонностью, а что - вторичной реакцией. У одарённых детей невнимательность, разбросанность и заспанность вызревают как дополнительная оборона против внешних влияний, цель которой - спокойно и без помех предаваться внутренним процессам фантазии. Одна лишь констатация того, что наличествуют живые фантазии или своеобразные интересы, конечно, ещё совсем не доказывает особого дарования, потому что точно такое же преобладание фантастики и аномальных интересов свойственно ранним стадиям неврозов и психозов. Однако по качеству фантазий одарённость распознать можно. Для этого, конечно же, нужно уметь отличать умную фантазию от глупой. Направляющим моментом при таком разбирательстве является оригинальность, последовательность, интенсивность и утонченность фантазии, а также заложенная в ней возможность последующего претворения в жизнь. Важным является и вопрос о том, насколько фантазии вторгаются во внешний слой жизни, к примеру, в форме систематического пристрастия или иных интересов. Другой важный indicium (Показатель (лат.)) - это степень и качество интереса в целом. Часто в отношении проблематичных детей происходят поразительные открытия: например, они дюжинами и, кажется, без разбору проглатывают книги - и делают это большей частью в запрещённое ночное время - или выказывают практические навыки, достойные удивления. Все эти знаки может понять только тот, кто взял на себя труд спрашивать детей каким образом и почему, тот, кто не довольствуется лишь тем, что констатирует плохую успеваемость. Поэтому точное знание психологии, т. е. знание человека и жизненный опыт - желанный реквизит воспитателя.

У одарённого его душевная наклонность вращается в широком диапазоне противоположностей. Ведь дарование чрезвычайно редко характеризует все душевные области более или менее равномерно. Как правило, на долю той или иной области достается так мало внимания, что можно даже говорить, так сказать, о её выпадении. Прежде всего, есть громадные различия в степени зрелости. В сфере одарённости при одних обстоятельствах господствует аномальная скороспелость, в то время как при других духовные функции лежат ниже нормального порога того же возраста. Из-за этого порою складывается такой внешний образ, который вводит в заблуждение: перед нами вроде бы недоразвитый и духовно отсталый ребенок, и мы никак не ожидаем от него сверх-обычных способностей. Однако может случиться и такое, что скороспелый интеллект ребёнка не сопровождается соответствующим развитием языковых возможностей выражения, поэтому он вынужден сообщать о себе сбивчиво и вообще невразумительно. В этом случае от ошибочного суждения учителя оберегают только тщательные расспросы (каким образом и почему?) и добросовестная оценка ответов ученика. Может случиться и так, что одарённость касается области, которая не затронута школой. Таковы, например, некоторые практические способности. Я сам припоминаю мальчиков, которые отличались в школе чудовищной глупостью, в крестьянском же промысле родителей они были образцово дельными и ловкими. Пользуясь возможностью, я бы хотел отметить следующее: in puncto математических способностей, по крайней мере, прежде, господствовали очень неверные представления. Полагали, например, что способность к логическому и абстрактному мышлению воплощена, так сказать, в математике, а потому последняя является лучшей школой логического мышления. Однако математические способности, как и биологически ей родственные музыкальные, - это способности, не тождественные ни логике, ни интеллекту, но пользующиеся их услугами точно так же, как философия и наука вообще. Как можно быть музыкальным, не имея и следов интеллекта? С другой стороны, поразительные счетные способности могут встречаться даже у имбецилов. Невозможно вдолбить внутреннее понимание музыки - то же самое касается и понимания математики, потому что это - специфическая способность.

Трудности у одарённого ребёнка существуют не только в интеллектуальной области, но также и в моральной, т. е. в области чувств. Частое передёргивание, враньё и прочая моральная расхлябанность у взрослых могут стать для морально одарённого ребёнка затруднительной проблемой. Как упускается из виду или недооценивается интеллектуальная чувствительность и скороспелость, так же происходит и с моральной и эмоциональной критической способностью у одарённого ребёнка. Дары сердца зачастую не столь явны и навязчивы, как интеллектуальные и технические способности, и как последние претендуют на особое внимание воспитателя, так первые часто предъявляют воспитателю более серьёзные требования: он сам должен быть воспитан. Если это не так, то неизбежно придёт день, когда ученик повторит не то, чему воспитатель его учил, но то, чем последний является. Каждый воспитатель (в самом широком смысле этого понятия) постоянно должен ставить себе вопрос: реализует ли он сам в собственной жизни - по чести и совести - то, чему учит? В психотерапии мы поняли, что исцеляюще действует в конечном счёте не знание и техника, но личность; это верно и в отношении воспитания: оно предполагает самовоспитание.

Я отнюдь не претендую на роль судьи над педагогами, а ставлю себя в один ряд с ними (со всей моей долголетней преподавательской и воспитательной деятельностью) и готов к обсуждению и к порицанию Только на основании моего опыта в лечении людей я отваживаюсь обратить Ваше внимание на высокую практическую значимость этих базовых воспитательных истин.

Наряду с даровитостью ума существует даровитость сердца, которая не менее важна, однако её легко упустить из виду, потому что в таких случаях ум часто слабее, чем сердце. И всё же такие люди часто бывают полезнее и ценнее для благополучия общества в целом, чем прочие дарования. Но, так же как все дары, талантливое сердце имеет две стороны. Глубина чувства, часто достойная удивления, особенно у женщин, может так ловко приноровиться к учителю, что возникает впечатление особой даровитости на почве значительных успехов. Однако, как только прекращается воздействие личности, одарённость также исчезает. Это, оказывается, было не более чем порывом энтузиазма, вызванным к жизни зачарованностью чувством, порывом, угасшим как мимолетная вспышка и оставившим после себя пепел разочарования (См., например: Эффект «Выдающаяся личность вдохновляет окружающих»  - Прим. И.Л. Викентьева).

Воспитание одарённых детей выдвигает значительные требования к психологической, интеллектуальной, моральной и артистической восприимчивости у воспитателя, вероятно, даже такие, что ожидать от учителя их выполнения было бы совершенно неразумным. Ведь в таком случае он тоже должен быть гением, чтобы правильно выявить среди учеников одно гениальное дарование.

К счастью, однако, многие дарования имеют отличительное свойство: они в значительной мере сами умеют о себе позаботиться; и чем более гениален одарённый ребенок, тем более его творческая способность - как о том и говорит выражение «гений» - ведет себя как личность, далеко превосходящая (в данных обстоятельствах) возраст ребёнка, можно даже сказать, как божественный демон, в котором не только нечего воспитывать, но от которого, напротив, ребёнка надо защищать. Большие дарования - это самые прекрасные и часто опасные плоды на древе человечества. Они висят на тончайших ветвях, которые легко обламываются. Большей частью, как уже упомянуто, развитие одарённости оказывается несоразмерным степени зрелости личности в целом, и зачастую складывается впечатление, будто творческая личность выросла за счёт гуманной. Иногда даже существует несоответствие между гением и его человечностью, так что можно задаться вопросом: не будет ли лучше, если даровитость окажется не столь великой? Что такое в конечном счёте великий ум при моральной неполноценности? Существует немало одарённых людей, польза от которых сведена на нет или даже обращена в свою противоположность их человеческими недостатками. Одарённость вовсе не безусловная ценность, но она ею становится лишь в том случае, если остальная личность идет с ней в ногу настолько, что талант может быть применен с пользой. Творческий потенциал, к сожалению, может с таким же успехом действовать и деструктивно. Обратится он добром или злом - это решает только моральная личность. И если её нет, то никакой воспитатель не может ни способствовать ей, ни заменять её собой.

 


Продолжение »