Конкурент ТЛ как Внешние обстоятельства
Конкурент ТЛ как Внешние обстоятельства
Профессионалы как Внешние обстоятельстваПрофессионалы как Внешние обстоятельства
X
Борьба с новым идеями в науке – случай Л.Н. Гумилева
Первоначально «Благоприятная обстановка для публикации работ Льва Гумилёва не в последнюю очередь объяснялась советско-китайским разрывом, который начался с взаимных идеологических обвинений в 1959-60 гг. и дошёл до грани большой войны в 1969-м (бои за остров Даманский). В этих условиях власти довольно благожелательно относились к книгам, в которых подчёркивалась самобытность кочевых народов Великой Степи и отвергались великодержавные китайские притязания на якобы исконное владение Китаем огромными степными просторами по ту сторону Великой стены. Но общая направленность работ учёного скоро стала вызывать наверху нехорошие подозрения. Запахло идеологической ересью! И тут с начала 1970-х гг. против Гумилёва бросили испытанную рать корифеев советских «общественных наук». В бой пошли и официальные этнографы, и официальные историки. Они имели подавляющее превосходство и в численности и, конечно, в административном ресурсе.
Официальная советская этнография в лице директора Института этнографии Ю.В. Бромлея, его преданного соратника В.И. Козлова и их многочисленных подголосков выбрала в борьбе с Гумилёвым своеобразную тактику. Бромлей и Козлов без устали подчёркивали в печати, что гипотезы Гумилёва якобы не представляют никакой ценности для науки. И ...тайком списывали у Гумилёва, выдавая его идеи за свои открытия.
Следует напомнить, что именно Бромлей с Козловым придумали «новую историческую общность - советский народ», хотя эти слова впервые прозвучали в одном из докладов Брежнева в 1972 году. Однако доклады Брежнева писал, конечно, не сам генсек. Увы и ах: «новая историческая общность» приказала долго жить менее чем через 20 лет после своего открытия».
Но Козлов и после смерти Гумилёва продолжал нападки на своего научного противника со страниц вполне респектабельных журналов. Он обвинял Гумилёва в непрофессионализме.
Ещё одним «разоблачителем» Льва Гумилёва стал директор Института археологии академик Б.А. Рыбаков (1908-2001). Студенты МГУ звали этого профессора «чудище хоботистое», поскольку Рыбаков искал в русском фольклоре отражение былой охоты на мамонта. Но больше всего он прославился тем, что сочинил сперва «Язычество древних славян», а затем и «Язычество древней Руси». Фактически это язычество примерно на 9/10 вымышлено Рыбаковым. Труды академика не выдерживали никакой критики.
Но критики и не было! Её просто не допускали в печать! Немудрено, что нашлись люди, которые приняли два толстых тома рыбаковской беллетристики за выводы академической науки. Как сообщил автору этих строк один из руководителей религиозного общества современных язычников «Славия» Дионис Георгис, учение их основано в значительной мере на трудах академика Рыбакова (заметим, считавшего себя марксистом-ленинцем, а вовсе не язычником)... Что посеешь - то и пожнёшь!
Выступление Рыбакова против Гумилёва с позиций «большой науки» само по себе представляло чистый анекдот. Но это был не просто анекдот, а часть официальной кампании. Когда историк Я.С. Лурье выразил своё несогласие как с Гумилёвым, так и с Рыбаковым, ему недвусмысленно объяснили, что в печать допустят только критику Гумилёва. А Рыбакова задевать нельзя! В итоге Лурье, для которого академические традиции не были пустым звуком, отказался от публикации своей статьи. Её напечатали лишь почти 20 лет спустя.
Справедливости ради отметим, что в академической среде у Гумилёва имелись также друзья и заступники. Правда, не среди гуманитариев. Общественные науки в позднем СССР оказались настолько политизированными и идеологизированными, что среди столпов этих наук нельзя было встретить человека, способного поддержать новые идеи вопреки воле чиновничества. Пожалуй, единственное исключение составлял философ Ю.М. Бородай, сочувственно относившийся к Гумилёву и его работам. Но это исключение лишь подтверждало правило. А вот некоторые представители естественных наук начальства не боялись. Деятельно помогал Гумилёву глава советской школы физической географии, академик Станислав Викторович Калесник (1901-1977). С 1964 года и до конца жизни он занимал пост президента Географического общества СССР. Благодаря Калеснику Гумилёв имел возможность печатать свои статьи в трудах Географического общества, выступать там с докладами. Однако к началу 80-х годов и эти «легальные возможности» практически исчезли. […]
Попав под огонь направлявшейся сверху критики и почти не имея возможности на неё отвечать, Лев Николаевич предпринял неожиданный для неприятеля обходной манёвр. В 1974 году он представляет к защите вторую докторскую диссертацию - на этот раз по географии. Это был теоретический труд под названием «Этногенез и биосфера Земли». Вообще-то он представлял собой обоснование совершенно новой науки - этнологии, находящейся на стыке естественной и гуманитарной ветвей знания. Эту науку, изучающую этносы в развитии, не следует смешивать с традиционной описательной этнографией. Но диссертация Гумилёва имела самое прямое отношение и к истории - как новаторский, нетрадиционный взгляд на закономерности исторического процесса. А вот к географии работа имела довольно косвенное отношение. Однако Гумилёв неспроста представил её на соискание степени доктора географических наук. Расчёт этнолога состоял в том, что более независимые учёные-естественники сумеют правильно оценить его новаторские взгляды. От Бромлея, Козлова, Рыбакова и им подобных этого ждать не приходилось.
На самой защите Лев Николаевич победил: 19 голосов «за» и только два чёрных шара. Но ВАК на основании отзыва «чёрного рецензента» отказался утвердить диссертацию. Очевидно, такое решение принимали где-то в верхах.
Зарубить диссертацию удалось, но Гумилёв продолжал разработку её темы. Диссертация разрослась в толстую книгу. Этот основной труд этнолога - «Этногенез и биосфера Земли» - был завершён в 1979 году.
А опубликован трактат (так предпочитал называть своё главное произведение сам автор) 10 лет спустя! Правда, нельзя сказать, что труд Гумилёва власти официально сразу же запретили.
Трактат депонировали, т.е. поместили в шкаф научного хранения Института технической информации Люберцах. По правилам, действовавшим в то время, копия с рукописи могла быть сделана по заказу и за заплаченные деньги всякому желающему. Вскоре рабочие люберецкого института освоили новый вид промысла: ксерокопии с труда Гумилёва им приходилось делать сотнями. Некоторое время советская власть терпела это посягательство на устои, а потом не выдержала: когда число копий перевалило за две тысячи, депонирование было запрещено. Хотя фактически это решение запоздало: общий тираж книги Гумилёва, включая и копии с копий, превысил 30 тысяч экземпляров (оценка А.И. Куркчи).
Эта история показывает, до какой степени советская власть боялась любых нестандартных и свежих взглядов на историю и на официально якобы решённый, а на самом деле крайне жгучий для СССР национальный вопрос. Подобные взгляды воспринимались наверху исключительно как идеологическая крамола.
Борьбу с крамолой власть возложила на журнал «Наш современник». Именно на его страницах впервые увидело свет произведение под названием «Память». Позднее оно вышло самостоятельным изданием в «Роман-газете». Автором этого сочинения значился Владимир Чивилихин, но на деле это был лишь коллективный псевдоним. Хотя и реально существовавший литератор с таким именем и фамилией приложил руку к сочинению «Памяти», однако он входил в состав дружного коллектива. Жанр этого далеко выходившего за рамки приличий произведения обозначили как «роман-эссе», но правильнее его следовало бы назвать «роман-донос». Вероятно, этот публичный донос на Гумилёва принадлежал к числу самых обширных по объёму наветов за всю историю данного литературного жанра. […]
Цензурный запрет на публикацию работ Гумилёва, введённый ещё в 1975 году и резко ужесточённый при Андропове, стойко держался на протяжении двух третей горбачёвской перестройки. Не удавалось издать даже «Чёрную легенду», хотя эта книга не вносила ничего нового в теорию Гумилёва и принадлежала к популярному жанру, имея к тому же сильный антизападный пафос. А в 1986 году историка уволили на пенсию. Прекратились его лекции для студентов, которые на протяжении многих лет имели неизменный успех. […]
В 1987-м А.Н. Яковлев, считавшийся крайним либералом в горбачёвском Политбюро, разрешил снова копировать депонированную книгу «Этногенез и биосфера Земли». Но разрешения печатать книгу не последовало. […]
И лишь в 1989 году, когда цензура почти исчезла, труды историка прорвались к широкому читателю. Успех у массового читателя был блистательным, но запоздалым.
К сожалению, творческий период жизни и деятельности Гумилёва уже завершился, и престарелый этнолог написал несколько крайне неудачных книг и статей, по которым можно составить совершенно превратное представление о его трудах в целом».
Смирнов И.Ю., Взлёты и провалы в истории этносов: о жизни и творчестве Л.Н. Гумилёва – взгляд из XXI века, М., «Ленанд», 2014 г., с. 53-55 и 58.
