В 1924 году С.Т. Шацкий вспоминал школьные наблюдения своего детства:
«Маленький чиновник завидует, старается скрыть неудачи, подличает, подделывается всячески под вкус начальства. Он практик - поэтому религиозен, суеверен. Он горд тем, что начальство потрепало его, любя, за уши, он жаждет дозволенного успеха. «Система» действует пока превосходно.
Но маленький чиновник не совсем Молчалин. У него есть «своё», оставшееся от раннего детства, стыдливое, никому не нужное, есть своё, не казённое, самолюбие, своя поэзия, свои порывы. Где жизнь даёт ему возможность поверить себе? Где сумеет он упражнять те способности, которые наиболее ценны в его натуре, в ком найдет отклик и сочувствие?
«Система» делает его себялюбцем. Страх пропитывает всё его существо, мучает и не может возбуждать желания освободиться от него.
Маленький гражданин, ревностно выполняющий тот долг, который ему предписан, требует награды и иногда чувствует себя обиженным, тайно протестует и даже критикует.
В конце года он на сравнительной высоте успеха: его «переводят» во второй класс, ему вручают «похвальный лист» за отличные успехи и поведение. […]
«Не один только дух службы усвоил и уловил тринадцатилетний мальчик: дух этот был дух формы, и усвоение не составляло весь метод работы. Усваивать формы - значило запоминать их всеми способами. Он запоминал формы печати учебника Янчина; ему легко было представить себе и страницу, и рисунок, и даже верхнюю или нижнюю строчку, где напечатан город, мыс, перешеек, горный узел Гиндукуш.
Этот же метод он применял и к истории, и к алгебре.
Из-за него он так пострадал на экзамене: он помнил формулу, но при решении задачи не понял, что она нужна именно в данном случае. Этот же способ применялся и в латинских и в греческих экстемпоралях - везде нужно было вспомнить правила в их точной форме. Но формы не были гибки и жизненны, трудно поддавались применению, да и дело было «чужое». Единственно, на что приходилось надеяться, - на случай и на работу памяти, она и изощрялась непомерно и только в конце концов и ценилась. Впоследствии это и привело к немалым внутренним и внешним конфликтам.
Усвоенный за три года формальный метод молодой педант применил к своему «постыдному» малышу-брату. В его трактовке он получил характер издевательства.
Не был ли прав юный педагог и в этом случае?
- Ну скажи мне, мой друг, как по-немецки страх?
Страх, это будет... - белесый, с длинным лицом и крошечными глазками купеческий сын Костромин произносит трудное слово старательно, но по-русски - фурхт.
- Не фурхт, а фурьхт.
- Фуркт.
- Повтори фурьхт пять раз.
- Фурь-рь-хт, фурьхт, - начинает осторожно с усилием выламывать свой язык бедный Костромин, не сводя глаза с Лаврентия. Мы переводили глаза с одного на другого.
- Опять фурхт. Повтори ещё десять раз.
Снова начинает ломать свой неповоротливый язык бедняга, но не выдерживает напряжения и опять слышится роковой грубый и даже не фурхт а ... фрухт.
Лаврентий вздрагивает, яростно чешет синим карандашом около уха, хочет закричать, но сдерживается и тихо говорит:
- Повтори, мой друг, сначала пятьдесят раз.
Костромин впивается глазами в багровое лицо учителя и, растягивая звуки, выдавливает из себя бесконечные нежные фурьхты. Он, видимо, наладился.
Лаврентий успокаивается. Дело подходит к концу. Но, очевидно, он успокоился напрасно: в самом конце снова срывается и взбешенный чех назначает ему написать это слово 500 раз и писать вообще до той поры, пока не скажет подряд без запинки 10 раз ненавистное фурьхт.
Помогли бедняге мы, прозвав его нежным именем «фурьхта». Так он и привык.
«Говорят, что Александр Великий родился в ту самую ночь, когда безумный грек Герострат, желая увековечить свое имя в истории, сжег великолепный храм Дианы Эфресской».
«Пылкий Антоний попал в сети египетской царицы Клеопатры».
Эти две фразы из «маленького» Иловайского, приспособившего историю для нашего возраста, вспоминаются мне как драгоценные перлы нашего учения.
«Когда родился Александр Великий?» - спрашивает «вразбивку» после отвеченного урока мой враг, историк.
- Это когда безумный грек Герострат... «Ну ладно, - прерывает он меня, - затвердил», - и очередная четвёрка с минусом оценивает мои исторические познания».
Шацкий С.Т., Дорогой исканий / Работа для будущего, М., «Просвещение», М., 1989 г., с. 38 и 43-44.
