«Отцы Собора 1667 года заметили, что «во священство поставляются сельские невежды, иже инии ниже скоты пасти умеют, кольми паче людей».
Поэтому учение состояло собственно в заучивании наизусть, в бесконечном повторении «задов».
Выучиться читать, не выучив буквально назубок азбуки, было невозможно.
Псалтирь часто также выучивалась наизусть, а некоторые знали наизусть и другие книги Ветхого Завета. […]
Таким образом, картина древнего русского обучения получается такая: чрезвычайно трудные и невразумительные способы обучения; совершенно неинтересный детям и превышающий их умственные силы материал учения; педагогически совершенно неподготовленные и крайне мало знающие учителя.
А отсюда четвёртая дополнительная черта: учение неразрывно сопрягалось с битьём учащихся, учить без битья считалось совершенно невозможным, так как ученье было совершенно лишено привлекательности для детей, а потому было строго вынудительным и безрадостным.
В старинных русских учебных книгах розга воспевалась часто, в честь её были сложены целые гимны: «Розга ум вострит, память возбуждает и волю злую в благу прелагает... Розги малому, бича болшим требе, а жезл подрастшим при нескудном хлебе... Розгою Дух Святый детище бити велит... Благослови, Боже, оные леса, иже розги добрые родят на долгая времена».
Из азбуковников открывается следующий арсенал орудий наказания:
1) розга черемховая, двухлетняя;
2) розга березовая;
3) лоза;
4) плеть;
5) ремень;
6) жезл;
7) школьный козёл, т. е. скамья, на которой секли провинившихся.
Некоторые исследователи полагают, что воспевание азбуковниками розги ещё не доказывает суровости наказаний детей. С одной стороны, есть основание думать, что оды в честь розги не самостоятельное русское произведение, а перевод с польского, а с другой - что они суть собственно педагогические пиитические упражнения, введённые в азбуковники для устрашения детей и для полноты изображения педагогической картины.
Трудно поверить такому объяснению. Вся постановка обучения была так антипедагогична, так не отвечала потребностям и запросам детской природы, что без розги и палки держаться не могла, при такой постановке обучения невежественному и суровому учителю не бить детей было невозможно.
Если гимны розге переводные, то слишком подозрительна их распространённость и частая повторяемость; переводили, что было по сердцу, что согласовалось с нравами и обычаями. Притом в азбуковниках кроме од розге помещались ещё картинки с изображением
коленопреклонённых детей, а также и детей, разложенных на скамьях, которых учителя секут большими пучками розог. Или и эти картинки отпечатаны с иностранных клише? А старинные русские поговорки: «Розга хоть и нема, да придаёт ума», «За битого двух небитых дают» - тоже перевод с иностранного?
В Домострое же, произведении весьма реального характера и чисто русском, мы находим следующее наставление (гл. 38): «а только жёны, или сына, или дщери слово или наказание не имет, не слушает, и не внимает, и не боится, и не творит того, как муж, отец, или мати учит, - ино плетью постегат, по вине смотря... А про всяку вину: по уху, ни по виденью не бити, ни по сердце кулаком, ни пинком; ни посохом не колоть; никаким железным или деревянным не бить: кто с сердца или с кручины так бьет - много притчи от того бывают: слепота и глухота, и руку и ногу вывихнут, и перст и главоболие, и зубная болезнь... а плетью, с наказанием, бережно бити; и разумно и больно, и страшно и здорово».
Это предостерегающее увещание Домостроя самым положительным образом решает вопрос о применении весьма суровых и тяжких телесных наказаний в древнерусском воспитании и обучении.
В Древней Руси было такое убеждение, что за каждую вину следует налагать телесное наказание, что грешник не иначе может очиститься от грехов, как претерпев за них суровые истязания - всякого рода битьё и муки. Например, протопоп Аввакум духовное священническое назидание считал безраздельным с битьём кающихся и грешников, он бил их и чётками, и ремнём, и шелепом, всячески, дома и в церкви, сажал на цепь в стене, в подвал на несколько дней и т. п. Зато, согрешив сам, он и себя подвергал такому же поучению. Отколотив один раз весьма изрядно свою жену и вдову домочадицу за их ссоры, протопоп Аввакум одумался и нашёл, что поступил несправедливо. Он испросил у них прощение, а потом лёг среди горницы и велел всякому человеку бить себя плетью по пяти ударов по окаянной спине. Было в горнице человек 20, жена, дети, «они нехотя бьют и плачут, а я ко всякому удару по молитве. Егда же все отбили, и я, воставше, сотворил пред ними прощение».
А школьник, не выучивший урока или нашаливший, был также грешник».
Каптерев П.Ф., История русской педагогики, СПб, «Алетейя», 2004 г., с. 66-68.