Приемы организации своего творческого труда
Эффекты усиления творческой деятельностиЭффекты, которые ведут к усилению творческой деятельности!
X
Приемы организации своего творческого труда
Эффекты усиления творческой деятельностиЭффекты, которые ведут к усилению творческой деятельности!
X
«Ботвинник для пользы дела, для того, чтобы злее играть, сознательно выращивал в себе неприязнь к сопернику.
Идя на переговоры с Талем по поводу предстоящего им матча на первенство мира, Ботвинник заранее настроился на споры и расхождения по всем пунктам. Секундантом Ботвинника был Юрий Авербах, секундантом Таля - его родной дядя. В 1960 году Талю было 24 года. Интеллигентный, весь пронизанный добрым юмором и хорошим отношением к окружающим, он вырос, как шахматист, в почтении к Ботвиннику и даже представить себе не мог возможность каких-то конфликтов, споров со своим кумиром. На все предложения Ботвинника о месте, времени, дополнительных условиях проведения матча Таль отвечал неизменным согласием. «Если вы так считаете, Михаил Моисеевич, если вам так удобнее... У вас большой опыт, Вы, конечно, знаете, как лучше». Ботвинник был крайне разочарован. Повода для недоброжелательства Таль не дал ему ни крупицы. «Миша, кажется, очень приличный парень, - сказал Ботвинник на обратном пути Авербаху, - но дядя его мне отвратителен».
Ефим Геллер и Тигран Петросян были большими друзьями. Они дружили семьями, вместе готовились к партиям, знали друг о друге всё. Но после турнира на Кюрасао и перед матчем Петросяна с Ботвинником сильно рассорились. Ботвинник, встретив на улице одного из приятелей Петросяна, спросил у него одесский телефон Геллера. Петросян, которому об этом немедленно доложили, решил, что Ботвинник хочет перед матчем с ним пригласить Геллера тренером.
Ярости Петросяна не было предела. Но это как раз и входило в невинный план Ботвинника. Просто, чтобы разозлить противника и завести самого себя.
Между прочим, я сам был невольно, жертвой многолетней вражды между Ботвинником и Петросяном. Произошло это в 1971 году. По заданию журнала (тогда ещё еженедельник «64») я работал над очерком о бывшем чехословацком гроссмейстере Сало (Соломоне) Флоре, убежавшем от фашистов в СССР. После того, как мы побеседовали с ним два или три часа, уставший Флор, которого очень утомил столь длинный разговор по-русски, попросил меня поговорить о нём с двумя его «самыми большими друзьями» - Ботвинником и Таймановым.
Но реакцию Ботвинника не предвидел ни я, ни Флор. «Здравствуйте, Михаил Моисеевич, - сказал я по телефону из гостиницы, - вас беспокоит журналист Н. Борисов. Вы, наверно, читали мои шахматные очерки в «64». «Я не читаю «64», - ледяным голосом ответил Ботвинник. Я сразу сообразил, какую непростительную тактическую ошибку я совершил, забыв о том, что главным редактором «64» является его злейший враг Петросян. Впрочем, альтернативы у меня не было. Сказать Ботвиннику, что очерк о Флоре я пишу для другого издания, я бы, конечно, не рискнул. Всё же, потеряв, как говорят китайцы, лицо, я попытался спасти позицию, хотя и довольно неуклюже. «В конце концов, это не столь важно, - сказал я, - для какой газеты я пишу. Это Флор, ваш давний приятель, попросил меня поговорить с вами. Он сказал, что вы мне можете что-то подсказать, кое в чём помочь». Но на Ботвинника моя жалкая дипломатия не произвела ни малейшего впечатления.
«Сотрудникам «64» я помогать не собираюсь» - сказал он в характерной для него жесткой лаконичной манере. Это был приговор. «Извините за беспокойство» - пролепетал я. «До свидания» - сказал Ботвинник и повесил трубку. Флор, которому я, конечно же, передал, мой разговор с патриархом советских шахмат, был глубоко оскорблён.
Не слишком симпатично повёл себя в этой ситуации Ботвинник. Я не берусь быть ему судьей - ни обвинять его, ни оправдывать. У Ботвинника был тяжёлый характер не только для других, но и для самого себя. У больших спортсменов, тем более у чемпионов мира не бывают лёгкие характеры. Исключительно цельная натура Ботвинник был суров до жестокости, не ведая сомнений и компромиссов, и всегда шёл до конца. Он не искал слов утешения даже тогда, когда люди нуждались в этом, но был безжалостен и к самому себе. Это как у Семёна Гудзенко: «Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели».
«Шахматы - не для слабых духом» - говорил Стейниц. Ботвинник не был человеком слабым».
Гуревич Б., Корифеи шахмат. Без ретуши и грима, СПб, «Левша», 2011 г., с. 76-77.