Психологические защиты
Механизмы психологических защит
Кривляние и выходки «творцов»Кривляние и выходки «творцов»
X
Болезненное честолюбие поэта В.В. Маяковского по оценке Г.В. Свиридова
«Сколько злобы к людям в его произведениях, он истекал ею. Вспомним, о чём он писал: «Карьерист», «Подлиза», «Сплетник», «Бюрократы». Все поэты - «бездарные».
Есенин - «подмастерье». Рабочие: Фоскин, Присыпкин, Двойин, Тройкин - это от карточной игры, принятой в аристократической среде, каковою считало себя общество Маяковского (буржуазный салон, пришедший на смену старому салону). Но рабочий, который захотел вырваться из общежития (этой первой разновидности будущих лагерей), объявлялся сразу «Клопом», клеймился всячески. Советская буржуазия наиболее злобная из всех, может быть, только не злобнее американо-еврейской. А это была советско-еврейская.
Салон Брик поругивал Маяковского за чрезмерное увлечение агиткой. Надо было прославлять мадам Брик, эту местечковую Лауру.
Но, кажется, поэт уже исчерпал тему, что и вызывало неудовольствие.
Единственное, о ком он писал хорошо, - это Ленин, Дзержинский, дип-курьер Нетте. Не был обойдён вниманием и Сталин, тогда ещё только-только входивший в славу.
Кого только он не опаскудил: Лев Толстой (и неоднократно), Пушкин, сначала отвергаемый, а потом обгаженный снисходительным восторгом, Станиславский (физического истребления которого он требовал на одном из собраний), Булгаков, про которого он писал стихи - полицейский донос, Шаляпин, Горький, Есенин, Клюев и «крестьянские» писатели, которых он сравнивал с собаками, А.Н. Толстой, Рахманинов - «невыносимая мелодизированная скука», Глазунов, выжитый ими из России в конце концов.
Маяковский был поэт Революции, и не он один, тоже - Блок, Есенин, А. Белый, но только он один стал поэтом Власти.
Это был по своему типу совершенно законченный фашист, сформировавшийся в России, подобно тому, как в Италии был Маринетти. Сгнивший смолоду, он смердел чем дальше, тем больше, злобе его не было пределов.
Он жалил, как скорпион, всех и всё, что было рядом, кроме Власти и Полиции, позволяя себе лишь безобидные для них намёки на бюрократизм, омещанивание и т. д.
Наконец, в бешенстве, изнемогая от злобы, он пустил жало в свою собственную голову. На его примере видно, как опасен человек без достаточного своего ума, берущийся за осмысление великого жизненного процесса, который он не в состоянии понять, ибо живёт, «фаршированный» чужими идеями.
Это человек, якобы «свободный», а в самом деле «раб из рабов», ибо не в состоянии не только осознать, но даже и подумать о своем жалком рабском положении. Его честолюбие, вспухшее, как налимья печёнка, от ударов прутьями (так делают, говорят, повара) и сознательно подогреваемое теми людьми, коим он служил, задавило в нём все остальные чувства.
Человек, продавшийся за деньги (или честолюбие), лишён любви, ибо одно исключает другое. Сколько вреда нанесли эти люди, и как их несёт на своих плечах современное зло. Оно благословляет и плодит только им подобных. […]
Бесконечная мысль о памятнике («Мне бы памятник при жизни полагается...», «Вам и памятник ещё не слит...» и др.). Вспоминается одной женщиной, как Маяковский становился в позу памятника, пусть - шутливо, но на дне души это жило. И ещё есть о памятнике: «Пускай нам общим памятником будет...».
И ведь - схлопотал, но, конечно, благодаря наследникам, надо отдать им должное. Правда, и себя не забывали. Ему растравили честолюбие (подобно тому, как налиму разбивают печень). Оно разрослось в душе, как раковая опухоль, и съела эту душу. Он возненавидел всех и всё.
Прославление, воспевание карательных органов. Вспомним стихи последних лет: Карикатуры, Подлиза, Карьерист и проч. и проч. Несчастные обыватели, снимающиеся в провинциальном фото, люди, что говорить, невысокой культуры (к тому же, не могущие дать сдачи).
Но почему такая злоба, презрение к людям?
Пьесы, вроде «Клопа», где высмеивается желание рабочего жить в квартире, а не в общежитии, ибо, по мнению поэта и его идейных руководителей из Лсфа, в квартирах должны жить они сами, а рабочим - общежитие, а крестьянам и вовсе - лагерь.
Ненависть и к советскому чиновнику разного ранга. Рабочие - карточные фигуры: Фоскин, Двойкин и Тройкин; уничижительные имена, взятые из арсенала карточной игры для «богатых» - покера. Подобно скорпиону, он жалил и изливал свой яд на всё и на всех: в Америке - сифилитики, «ужасные» монахини, некрасивые и безрукие. Певец «Мертвечины» - бездушия, единственно хорошие - техника, мосты, машины и т. д. да ещё молодёжный лагерь «Кемп» под красноречивым названием «Нит гедайге» («Не унывай» с еврейского). И, наконец, в дикой злобе и ярости на весь мир, подобно скорпиону, он в бешенстве вонзил жало себе в голову и издох.
Об этом можно многое написать. Это был человек без любви, без чести, безо всякой совести, палач по душе, и его конец, совершенно закономерный, никого не опечалил. Я помню, эту новость мы - школьники - восприняли с полным равнодушием. […]
Человек, который написал: «Я люблю смотреть, как умирают дети», - не может быть назван человеком. Это - выродок.
Только однажды Маяковский поднялся в высоту несравненную в стихах о Революции, в РОСТ'е, в самоотречении. Здесь он – велик».
Свиридов Г.В., Музыка как судьба, М., «Молодая гвардия», 2002 г., с. 183-184 и 290-291.
