«Для начала пройдёмся по общеизвестному - у Градского изумительный вокал, и он гениальный сочинитель.
С первым никто никогда особо не спорил, второе стало фактом, окончательно и бесповоротно, после первого прослушивания оперы «Мастер и Маргарита». Писал он свой шедевр ровно половину жизни, и потратил столько лет явно не зря. В своём произведении Александр так свободно полемизирует с другими великими композиторами, так «на равных» говорит с Булгаковым, так легок в обращении с базовыми смыслами, такими, как «жизнь» и «смерть», что невольно перестаёшь считать его смертным. Он явно бесконечен, а потому и общается свободно с «мировым гением».
Гений - вот ключ к пониманию его фигуры.
Вдумываясь в смысл этого слова, уносишься мыслью в эпоху Ренессанса, представленную персонажами вроде Леонардо да Винчи. Те уникальные «штучные» люди были подобны Миру. Они многое умели, и ничто не было для них невозможным. Но впоследствии из Ренессанса выросло Просвещение с его тезисом о равенстве людей.
Как величие единиц превратилось в массу, понять трудно. По всей видимости, произошла очередная подмена, ведь все прорывы людские всегда интерпретируются самими людьми, которые любой божественный тезис способны превратить в полную его противоположность. Так и вся суть великого Ренессанса была благополучно извращена, а ведь было оно, то «третье течение»...
Так вот Градский как явление природы относится именно к тому далёкому типу так и не восторжествовавшего Возрождения. Он талантлив во всём - поёт, играет, пишет (публицистику не хуже, чем стихи), он даже строит хорошо! И готовит. И говорит.
Это удивительный феномен, за которым невероятно интересно наблюдать. Особенно за его взаимоотношениями с системой, управляющей социумом. Ведь Градский не системный человек - он никогда не унижался перед люмпенами, её представляющими, и ничего у них не просил - сами давали. Иногда.... Из пиетета. Даже, можно сказать, страха. Подобного тому, что испытывает гиена перед львом. Но в целом система не любила его никогда. И не любит. И если бы не Кончаловский с Пахмутовой (засланные в систему «казачки» штучного мира), которые благословили Градского своими именами, ему было бы и того сложнее.
Система в массе своей состоит из людей бездарных, безликих и серых. Созерцая «штучных», они кожей ощущают собственную штампованность. И едва ли какому сотруднику администрации придёт в голову выйти на сцену и спеть после Градского, дабы доказать, что он тоже так может... Поэтому система не даст Александру орден за заслуги перед отечеством, которых не счесть. А он не унизится и не попросит. Знает, что награждать его по уровню лишь Творцу, остальные тут права голоса и не имеют.
Легко ли быть человеком Возрождения? Конечно, нет. Отмотав столетия назад, можно было бы стать объектом восторгов и восхищения, но в наши дни всё «неравное» раздражает. Впрочем, живя в своём собственном мире, Градский спокойно абстрагируется от того, что музыкальная журналистика, привыкшая оперировать явлениями, которые резюмируются словом fake, неспособна по достоинству оценить того, что делает он. Не волнует Александра и то, что эфиры и экраны забиты всё тем же fake. Демонстрируя порой неплохие образцы, торговцы масскультом оставляют за кадром труд сотен людей, продавая его публике как достижение одного, ведь аудитория на самом деле хочет восхищаться! Именно тем, что ей не равно...
А Градский реально один. Поэтому не сможет поставить свою оперу на сцене - сам поёт ведущие партии за неимением лучших исполнителей.
Аплодирует же нашему герою не ущербная медийная среда, которая в поте лица трудится над созданием пресловутого «общественного мнения», а люди «с рецептором», те, что умеют отличать настоящее от фальшивого.
Градский - настоящий человек Возрождения ещё и потому, что не заплатил за свою гениальность «помешательством» (всем известный доктор Ломброзо был уверен, что гений и помешательство одно и то же - тому многие гении послужили доказательством). Александр великолепно социально адаптирован, у него были и есть чудесные, «штучные» жёны, растут красивые, талантливые дети, единственная проблема которых заключается в том, что, родись они в любой другой семье, отец был бы счастлив, что его потомство столь одарено: музицирует, рисует, поёт, соображает... Но с высоты самого Градского всё это так, «ничего особенного», поэтому сын и дочь гения знают лучше, чем кто-либо, что в тени больших деревьев исключительно трудно расти.
Глядя на феномен Градского, видишь воочию, до какой же степени люди не равны. Никогда не были. И никогда не будут. И те, что «равнее» по Оруэллу, всегда будут свиньями.
Уныло было бы полагать, что мы так и сгинем в свинском мире, где не на кого будет равняться и некем будет восхищаться, но появление из Вечности таких Гаргантюа, как Градский, спасает от чувства экзистенциальной тоски. Обозревая сие «человекособытие», начинаешь верить, что мир ещё одумается, оглянется назад и догадается, где и когда отклонился от того «третьего течения». И homo sapiens'ы научатся наконец, не страдая от чувства ущербности, гордиться тем, что реально красивее, талантливее и во всех смыслах лучше среднего статистического. Научатся ценить гения, пока он с нами, хотя ему, в силу бессмертия, это в целом и не нужно. Гений - гонец из Вечности, где ему и аплодируют. Независимо от количества прожитых лет. Градский превратился в несокрушимую скалу духа. И ему дано «не потеряться и не растеряться» и «не растереться... в пыль дороги».
Это подлинный талант, стремящийся объять необъятное в рамках человеческой жизни, которая, подобно легкому дуновению ветра, приносит из Космоса море смутных ощущений, осмыслить кои (и тем более увековечить в сочетании нот и слов) не хватит времени даже гению. У него одному ему ведомая система координат. И особая дорога в жизни».
Додолев Е.Ю., Александр Градский. The ГОЛОС. Градский = гений – нет сомнений, М., «Рипол классик», 2013 г., с. 241-243.
