Анти-религиозные воззрения, явно повлиявшие на культурный процесс…
Стереотипы масс как Внешние обстоятельстваСтереотипы масс как Внешние обстоятельства против ТЛ
Власти как Внешние обстоятельстваВласти как Внешние обстоятельства
X
Долгое время во Франции женское образование было монополией монастырей…
«И именно теперь, когда Фабр оказался снова прикован к лицею, его положение там резко пошатнулось. В профессорской конъюнктурщики тех лет пылали благородным негодованием. Можно ли терпеть в качестве наставника молодёжи того, кто выступает против общественного мнения, того, кто вопреки предупреждениям благонамеренных газет продолжает разлагательную работу на всяких общественных курсах, мужлана, который запанибрата и с учениками и с обанкротившимся «красным» министром? (Имеется в виду министр народного просвещения Франции Жан Виктор Дюрюи / Jean Victor Duruy – Прим. И.Л. Викентьева).
«В чём состояло мое преступление? - писал о событиях чёрного года Фабр. - Я объяснял молодым особам, что такое вода и воздух, откуда происходят свет, гром, молния, каким образом мысль по металлической нитке передаётся через моря и континенты, почему горяч очаг, почему и как мы дышим, как созревает зерно, как распускается цветок, ужасные вещи в глазах тех, чьи веки жмурятся от света».
Особое негодование вызвала прочитанная на женских курсах лекция об устройстве цветка.
- Какая наглость! Какое бесстыдство!
- Он им выкладывает начистоту про опыление и про завязь...
- А они? Всю кафедру цветами завалили!
Давно уже была напечатана повесть Проспера Мериме «Аббат Обен». Легкомысленные пошловатые дамы переписываются по поводу ошеломившей их новости: «Растения выходят, оказывается, замуж совсем как мы... Одни называются фанерогамами, если только я не путаю этого варварского слова. Это по-гречески значит: заключивший брак публично, в муниципалитете. Потом имеются криптогамы - тайные супружества. Грибы, которые ты ешь, живут в тайном браке. Всё это чрезвычайно скандально...»
Повесть Мериме читают по всей Франции. Тем не менее, лекция Фабра объявлена аморальной. Как шаблонна реакция филистеров! Примерно за полвека до инцидента с Фабром старый немецкий учитель из Шпандау Христиан-Конрад Шпренгель, автор классического труда «Разгаданная тайна природы в строении и оплодотворении цветков», был чуть не анафеме предан за распространение «развращающих обобщений».
А примерно полвека спустя после событий в Авиньоне злобствующий козловский батюшка проклял Ивана Мичурина за то, что тот, нарушая установленные всевышним законы природы, скрещивает растения, сам переносит пыльцу с цветка на цветок. И примерно в те же годы мракобесы в Америке обрушили подлинный шквал ненависти на талантливого создателя новых растительных форм Лютера Бёрбанка: он посмел проводить свои бесстыдные опыты в местности, носящей имя святой Розы - Санта Роза!
Фабр объявлен опасным ниспровергателем основ.
Католическая партия, столь могущественная в городе, который был когда-то столицей католической церкви, местом пребывания пап, довела протесты до трибуны сената. Женские курсы перестали быть частным вопросом. Именно на них скрестились мечи борющихся сторон.
Победили церковники. Курсы Решено закрыть. Дюрюи смещен.
И тотчас владелицы дома по улице Красильщиков потребовали, чтобы Фабр съехал с квартиры. Формального договора у жильца не было, он никак не ожидал подобного вероломства. А «погрязшие в ханжестве» (так характеризовал их Фабр) хозяйки, к тому же перепуганные проповедником, уже обратились к властям. Явился судебный исполнитель с гербовой бумагой - приговором о выселении. Как быть?
Фабр смолоду помнил десятки басен Лафонтена, в том числе басню о зайце, который испугался тени своих ушей. «Что, если злые языки объявят вдруг рогами уши? Как тогда? Рогатость ведь теперь считается опасной... Прощай, соседушка, кузнечик, я бежать решил». Напрасно кузнечик успокаивает зайца. «И полно, друг, не так мы бестолковы! Откуда у тебя рога возьмутся? Каждый видит: уши!» Но заяц твердит одно: «И что ж, что уши? Рогами их назвать совсем не трудно...» Кузнечик, разумеется, прав, думает Фабр, но и заяц не ошибается. «Когда вас по пятам преследует злословье, вернее - уходить». Горький вывод человека, знающего, что правота здесь бессильна.
Фабры стали укладывать вещи. Однако найти новое жильё в Авиньоне немыслимо. «Вы хороши, но вас прогнали, и я - я с вами больше не знаком...». Никто не пустит к себе такого квартиранта, да ещё с больной женой и пятью детьми. Антония, Аглая, Клер, Эмиль и Жюль пусть не мал мала меньше, но всё ж дети. Средства истрачены на лечение Мари-Сезарин. В доме ни гроша. В Париже должны были выйти из печати, может, уже и вышли две его новые книги. Но Париж осаждён немцами, связи со столицей нет. А тут приближается зима, со дня на день стукнут холода. Святоши выбрали момент, когда нанести удар! И как всегда, большие горести обрастали малыми.
Вокруг главной раны - болезненные царапины и ссадины. Подумать только о растениях, которые прижились в саду! Как их бросить? А Желтки? Много лет назад подобранный голодный котёнок, не рыжий, а именно жёлтый, похожий на ягуара, положил начало целой линии, сохранявшей главную примету родоначальницы. Просто невозможно представить себе дом без Желтков! Когда последнего, младшего подарили знакомым, тот сбежал от них, пересёк город и вернулся к хозяевам...
Но сейчас приходится спасать не кошек. Добыть денег и бежать. И видеть никого не хочется! Уже не раз шарахались от него знакомые. Как будто о нём писал Беранже: «От вас отречься я обязан, хоть вас любил и уважал; я не хочу быть так наказан, как вас патрон наш наказал...»
Фабр попытался получить кафедру в каком-нибудь провинциальном университете; отовсюду отвечают, что его кандидатура неприемлема.
Круг сужался. На всем свете был один человек, к помощи которого можно прибегнуть, не унижая себя, - Милль. Но он вызван в парламент и вернётся из Лондона не скоро.
Фабр отправил ему письмо и стал ждать ответа. Время тянулось нестерпимо и вместе с тем летело. Вот-вот вторично постучит в дверь судебный исполнитель, чтоб выбросить на улицу бывшего преподавателя лицея и бывшего лектора курсов со всеми его домочадцами и Желтками. […]
Ответ от Милля пришел с обратной почтой. В конверте лежало короткое письмо и чек на три тысячи франков.
Едва получив возможность сняться с места, Фабр со старой утварью и великолепными новыми часами переехал в Оранж. Первые дни прошли в полном отчуждении. «С квартиры выгнан, по полям скитаюсь я, связав пожитки...» - бормочет Фабр.
И тут скоро выяснилось, что на окраине луга, сплошь зарастающего летом дикими травами, сдаётся дом. В одну сторону открывались поля, в другую - фронтон античного театра в Оранже, голубые сериньянские холмы, серебряная голова Ванту. От калитки до самой двери дома ведёт традиционная платановая аллея. Живой зелёный готический свод напоминает уголок Авиньона, где стоит дом Милля. Неожиданно хорошо...
Некоторое время Фабр дважды в неделю ездит в Авиньон: ведь он остался хранителем музея Рекияна. После 1871 года - новая волна реакции, и муниципальные власти изгоняют Фабра из музея…»
Васильева Е.Н., Халифман И.А., Фабр, М., «Молодая гвардия», 1966 г., с. 122-125.
