Великие люди подражают избранным ими Героям по наблюдениям Самуэля Смайлса

«Большая часть великих людей с великодушным настроением, особенно если много читают, избирают себе героев. Так Ален Конигэм, будучи работником у каменщика в Найтсдэйле, прошёлся пешком в Эдинбург, чтобы только видеть, как Вальтер Скотт гуляет по улицам. Мы бессознательно восхищаемся энтузиазмом мальчика и уважаем то чувство, которое побудило его совершить это путешествие. О сэре Джошуа Рейнольдс рассказывают, что десяти лет отроду он пробился через толпу, чтобы только рукой дотронуться до Александра Попа, как будто в этом прикосновении заключалась какая-нибудь особенная сила.

Гораздо позднее живописец Гайден гордился тем, что видел Рейнольдса, когда этот последний посетил свою родину, и тоже, в свою очередь, дотронулся до него. Поэт Роджерс любил рассказывать о том, как в детстве он страстно желал видеть доктора Джонсона; но когда рука его коснулась молотка у двери дома в Болткорте, - мужество покинуло его и он возвратился назад. Так, покойный Исаак Дизраэли в молодости отправился в Болткорт с той же целью, и хотя имел мужество постучать, но, к своему величайшему горю, узнал от служителя, что великий лексикограф за несколько часов перед тем испустил последнее дыхание.

Напротив того, мелочные и невеликодушные умы не могут чистосердечно восхищаться. Их величайшее несчастье состоит в том, что они не могут признавать - и ещё менее почитать -  великих людей и великие дела. Восхищение ничтожных людей так же ничтожно, как и они сами. Для жабы высший идеал красоты - её же, жабья красота; для мелкого хлыща высший идеал человечества - большой и удачливый хлыщ. Торговец невольниками ценит людей по их мускулам. Когда одному гвинейскому торговцу сэр Джоффруа Неллер сказал, - а это произошло в присутствии поэта Александра Попа, - что этот торговец видит перед собой двух величайших людей в свете, тот ответил: «Я не знаю, сэр, насколько вы великий человек, но внешность ваша мне не нравится. Я часто покупал за десять гиней человека, который костями и мускулами лучше вас обоих вместе».

Хотя Ларошфуко и говорит где-то в своих «Максимах», что несчастье даже наших лучших друзей возбуждает в нас что-то похожее на радость, тем не менее только очень ничтожные и в высшей степени низкие натуры находят удовольствие при виде неудач ближнего, и чувствуют досаду, видя его успехи. Действительно, бывают люди, которые, на собственное свое горе, устроены так, что у них не хватает доброты сердца быть великодушными. Самые неприятные люди те, которые ко всем и ко всему относятся с презрением и насмешкой. Люди такого рода очень часто видят в успехах других, даже в успехах в добрых делах, нечто похожее на личную для себя обиду. Они не могут равнодушно выслушивать похвалы другому, в особенности если этот другой одного с ними звания, профессии или ремесла: они охотно прощают человеку его неудачи, но никогда не простят ему его умения исполнить какое-либо дело лучше, чем они его сами исполняют; и в том, в чем они сами потерпели неудачу, они являются самыми безжалостными порицателями. Недовольный критик, размышляя о своем сопернике, говорит:

When Heaven with such parts has blest him,
Have I not reason to detest him?

Низкий человек постоянно глумится, злословит и порицает; он готов издеваться над всем, кроме дерзкой наглости или увенчанного успехом порока. Величайшим утешением для таких людей бывают временные отступления и ошибки людей с характером. «Если бы люди умные обладали непогрешимостью, - говорит Герберт, - то глупцам пришлось бы плохо». Однако же, хотя люди умные и могут поучиться от дураков, избегая их ошибки, - дураки редко пользуются примером, который представляют им люди умные. Немецкий писатель сказал, что жалок и низок тот, чьи заботы устремлены только на выискивание пятен в характере великих людей или великих эпох. Но в нашем суждении о таких людях пусть лучше преобладает снисходительность Болингброка, который, когда ему напомнили, что Мальборо был одержим упомянутой выше слабостью, заметил: «Величие этого человека заставляет меня забыть, что он имел этот недостаток».

Восхищение великими людьми, живыми или умершими, естественно возбуждает в большей или меньшей степени желание подражать им. Когда Фемистокл был ещё совсем юношей, дух его воспламенился при виде великих подвигов своих современников, и им овладело страстное желание отличиться, служа своей родине. После битвы при Марафоне он впал в глубокую меланхолию, и когда друзья его спрашивали о причине такого печального настроения, он отвечал им: «Трофеи Мильтиада не дают мне спать!» Несколько лет позднее мы видим его во главе афинской армии, разбивающим персидский флот царя Ксеркса при Артемизии и Саламине, а благодарное его отечество громко признающим, что оно обязано своим спасением его храбрости и мудрости.

Рассказывают, что Фукидид, когда он был ещё мальчиком, расплакался, слушая, как Геродот читал свою «Историю», и впечатление, произведенное на него этим чтением, было так сильно, что оно определило будущее его занятие. Красноречие Каллистрата возбудило однажды в Демосфене такой сильный энтузиазм, что этот последний воспламенился желанием тоже сделаться оратором. Но Демосфен был слабого здоровья, имел слабый голос, невнятное произношение и короткое дыхание - недостатки, которые он мог победить только благодаря своему неутомимому прилежанию и непоколебимой твёрдости своего решения. Однако же красноречие его, несмотря на постоянные упражнения, никогда не отличалось легкостью и вдохновением; в его речах, и преимущественно в наиболее известных, ясно проглядывает тщательная отделка, - искусство и старание оратора заметны почти в каждой фразе.

Подобными примерами людей с характером, подражающих примеру великих людей и стремящихся образовать свой ум, привычки, манеры по великим образцам, испещрена вся история рода человеческого.

 

Продолжение »