Организация труда редактора К.М. Симоновым
«... я множество раз имел возможность убедиться, что стремление всё приводить в порядок было органическим свойством его деятельной натуры. Эта любовь к порядку проявлялась и в малом и в большом. В образцовом состоянии был его очень большой архив, всё, что могло понадобится, отыскать не составляло никакого труда. Возвращаясь из длительных поездок, он сразу же садился разбирать накопившуюся почту и отвечать на письма, чтобы они не залеживались. Ценил и умел беречь время. В документальном фильме «Константин Симонов: Остаюсь военным писателем» есть такой эпизод: Симонов что-то диктует Нине Павловне. Это не инсценировка: я присутствовал на съёмках и могу засвидетельствовать, что он на самом деле в это время продиктовал какое-то срочное письмо.
Не терпел невыполненных, повисающих дел, не любил что-либо откладывать. Несправедливости, на которые ему жаловались люди, он тоже рассматривал как непорядок, который он должен постараться тотчас же ликвидировать. Не раз я слышал от него: «Ты же знаешь, что я не люблю рассуждать беспредметно, лучше подумаем, что можно тут конкретно сделать».
И на письменном столе у него был образцовый порядок - всё на своих местах, всё под рукой. Не помню, чем мы собирались заниматься, - кажется, надо было сочинить какую-то деловую бумагу, но хорошо помню сказанную им фразу: «Погоди, уберу со стола лишнее, а то не могу работать - мешает».
Очень любил всё, что организует работу, - удобные скрепки, конверты, всевозможные папки, фломастеры разного цвета. Попадая за границу, если была малейшая возможность, отправлялся в магазины, закупая груду «канцпринадлежностей».
Одним из первых стал пользоваться диктофоном. Впервые у него я увидел таймер, он с увлечением объяснял мне, как он полезен для работы, как помогает беречь время. Потом у него в кабинете появилась на стенке доска, к которой с помощью магнтных бляшек прикреплялись карточки разного цвета, на них он записывал те, что нужно было сделать. Позвонив кому-то или написав письмо, он с видимым удовольствием снимал карточку и в новом порядке размещал на доске оставшиеся...
Да, он был человеком обязательным. Слов на ветер не бросал, никогда не забывал того, что обещал, - даже когда дело шло о пустяках (это ведь помнить труднее), не отступался, если дело вдруг осложнялось и выяснялось, что оно потребует много больших усилий, чем первоначально предполагалось. Когда тяжко захворавшего Бориса Слуцкого, к которому он был расположен, которого очень уважал, понадобилось перевести из одной больницы в другую, лучшую, - а оказалось, что это непросто, что Кунцевская правительственная больница Слуцкому не по рангу, Константин Михайлович упорно занимался этим несколько недель, просто землю рыл, звонил, ходил на поклон к тем, от кого это зависело, писал письма, а ведь в ту пору он и сам был болен - одно за другим его одолевали воспаления лёгких.
Так было заведено, что если говорил: «сделаю к двадцатому», - никогда не подводил, кровь из носу делал обещанное именно к этому дню, а не, скажем, к двадцать пятому. В таких случаях ни другие срочные дела, ни даже болезнь им во внимание не принимались, уважительной причиной не считались. Для этого правила он не признавал никаких исключений. Даже палата в больнице, куда он все чаще попадал в последнее время, тотчас же превращалась в рабочий кабинет: толстые папки с рукописями - своими и чужими, книги, письма, диктофон.
И в людях ценил обязательность и чувство ответственности, не выносил бездельников, лодырей, трепачей. Но моих глазах он изменил отношение к одному человеку, увидев, как тот работает, вернее, увиливает от работы, - это был «сачок», отлынивавший от дела, не выполнявший обещанного, и хотя всё это проделывалость довольно ловко, под разными благовидными предлогами, каждый раз помехой были вроде бы объективные обстоятельства, Симонов раскусил его».
Лазарев Л.И., «Как будто есть последние дела (О Константине Симонове) / Шестой этаж, или перебирая наши даты, М., «Книжный сад», 1999 г., с.194-195.
